Я закрыла глаза и чуть сильнее, чем надо сжала остаток морковки, так что ногти в корнеплод впились. Началось. Чем дальше, тем менее предсказуемым становилось поведение мужа. Раньше он мог часами сидеть и смотреть в одну точку, дней через десять его апатия прошла, сменившись бурной деятельностью. За все пять лет нашего брака Слава столько не сделал по дому, сколько за те четыре дня. Он плохо спал, мало ел, перестал следить за собой. Теперь я едва могла добиться от него того, чтобы он утром умылся. У мужа отросла неприятная, неряшливая борода, волосы начали сваливаться в колтуны. На все мои просьбы и приказы, вроде: «Слава, когда ты будешь купаться? Уже больше недели прошло! Сходи!», – он отвечал ленивым:

– Потом схожу.

Мне приходилось бегать за ним, как за дитятком малым, чтобы загнать в ванную или отобрать пропахшую потом майку и выдать взамен нее чистую. Кроме пренебрежения гигиене, Слава принялся чудить и в других вещах. Обычно сдержанный в своих высказываниях, он теперь частенько принимался ругать политиков, бесталанных актеров, отвратительное качестве продуктов, в общем, все, что обыкновенно поносят последним словом старики за шестьдесят, хлопая по столу фишками домино. Да и некоторым нашим приятелям порой доставалось от Доброслава.

Зато ко мне последнее время он ластился по любому поводу и без оного. Все время пытался обнять или чмокнуть в щеку. С одной стороны Слава никогда не ограничивал свои проявления нежности, но с другой, он всегда умел понять, когда лезть ко мне не стоит. Так было раньше. Теперь же муж стал не просто чересчур любвеобилен, а просто одержим. Кажется, даже в первые месяцы нашего супружества у нас не было столько физической близости, сколько сейчас.

Поначалу мне это даже нравилось. Я не видела в этом ничего плохого, тем более, что с памятью у Доброслава не становилось хуже, как и с координацией движений. Да, порой он вдруг замирал на месте, словно стараясь припомнить, что хотел сделать или куда шел. Но то, что предрекал врач: повторяющиеся судороги, обмороки, тремор конечностей – ничего этого не было.

Но потом Слава стал похож на бешенного кота, который все время трется о ноги хозяев, но при этом к миске с водой не подходит. Позавчера, например, я проснулась среди ночи от того, что меня самым наглым образом раздевали.

– Что ты делаешь? – поддергивая пижамные штаны вверх, и сама подскакивая на кровати, рявкнула я.

– Лерик, ты такая красивая, – мечтательно протянул Слава. – Я просто не могу удержаться, какая ты красотка…

– Сейчас два часа ночи. Мне завтра на работу в полседьмого вставать. Угомонись, – попыталась я воззвать к его совести.

– Ничего страшного. Ну, Лерик, не будь такой жестокой. Иди сюда…

– Отстань, – натягивая одеяло едва ли не на голову, отвернулась я от Доброслава. – Я смертельно устала, дай поспать.

Больше муж меня не беспокоил. До утра. А едва я проснулась, началась та же история. И на этот раз пришлось уступить, хотя никакого возбуждения, или хотя бы вдохновения я совершенно не чувствовала. Это напоминало какой-то сериал про несчастных дев, которым приходится выполнять свои супружеские обязанности единственно с одной целью: чтобы родить наследника очередному графу, барону или королю. Я покосилась на Славу. Увы, он не был дворянином. Даже безродным, но богатым землевладельцем. Да и сейчас, поди, не шестнадцатый век.

– Я не спрашиваю, хочешь ты есть или нет. Ты обязан вовремя питаться. Сам же слышал, что последний раз сказала Алиса Григорьевна: соблюдения режима дня, как и полезные привычки не менее важны при лечении, чем таблетки.

– Ты моя самая полезная привычка и мое лекарство, – промурлыкал этот псих.

– Серьезно, Слава. Мой руки и садись за стол.

– Я тоже не шучу, – выпустил коготки супруг. – Пойдем в кровать. Или ты предпочитаешь сделать все здесь?

– Сделать? Здесь? – меня даже передернуло от этих слов. – Что это за пошлятина? Я не хочу ни здесь, ни в кровати. Понимаешь. Не хочу.

Схватив мужчину за руки, я кое-как вырвалась из его захвата. Слава недовольно сжал челюсти, так что желваки заходили, но все же присел на стул. Правда, вполоборота к столу, зло и обиженно глядя на то, как я достаю из духовки рыбу и раскладываю ее по тарелкам.

Теперь осталось добавить рис, ему больше, себе – чуть меньше. Прихватив бутылку с томатным соусом, направилась к Доброславу.

Тарелка не успела коснуться столешницы. Муж выхватил ее прямо из моих рук и с невероятной силой швырнул через всю кухню. Не уверена, моргнула ли я хотя бы. Но ни пригнуться, ни как-то среагировать, точно не успела. Рис липким бисером облепил мои волосы, рыба угодила куда-то в плитку за спиной. Хорошо хоть брызнувшие осколки от тарелки не угоди никуда. Только оставили на полу одну длинную и несколько царапин покороче.

Если вы думаете, что учителя русского языка и литературы не умеют материться, то напрасно. К сожалению, моя речь из не менее чем трех простых и одного сложносочиненного предложения, с применением приставочного и суффиксального методов образования слов, не возымела никакого успеха.

– Какого х*! – снова повтори я.

– Я сказал, что не хочу есть. До тебя, кажется, плохо доходит, – процедил муж, вставая и угрожающе надвигаясь на меня. – Ты – моя жена. И я желаю, чтобы ты меня слушалась, как и полагается хорошей жене, любящей своего мужа. Вместо этого ты ведешь себя, как моя мамочка. Я сыт по горло твоими выходками. Целый день квохчешь вокруг меня курицей, не даешь ни на чем сосредоточиться, не даешь дышать! А когда я что-то прошу, отказываешь. Врач сказала то, врач рекомендовала это. Своей головой подумать не хочешь? Не хочешь хоть раз спросить: чего я хочу, что мне будет полезно?

– Слава, перестань.

– Нет, не перестану. Это мамаша тебе мозги промыла? Конечно… куда же без нее. Вечно лезет в наши отношения, старая ведьма. Она меня ненавидит. Всегда ненавидела. И теперь, когда я больше всего в тебе нуждаюсь, настраивает против. Что она сказала? Наплела, что моя болезнь заразна? Не бойся милая, я тоже читал эти статейки в интернете. Склероз не передается половым путем. Ну, теперь ты успокоилась? Теперь ты пойдешь со мной в спальню?

Мне стало страшно. Впервые в жизни меня испугал другой человек. И не абы кто, а собственный муж, буквально за минуту превратившейся из ласкового кота в разъяренного тигра. Глаза его блестели, как будто у Славы поднялась температура выше тридцати восьми, и никогда прежде он не выглядел настолько безумным.

Обычно я радовалась тому, какой он высокий, радовалась его физической подготовке, любовалась перекатывающимся под кожей мышцам. Я чувствовала себя с ним в безопасности. До этого момента. Теперь все восемьдесят с лишним килограмм Славиной массы, управляемые не слишком адекватным сознанием, обратились против меня.

Я отступила на шаг. Под левым тапком хрустнул осколок. На втором шаге моя спина уткнулась в холодильник. Прекрасно. Пятиться было больше некуда, нырнуть в сторону я просто не смогла. Слава подхватил меня, взваливая, будто добычу, на плечо.