Несмотря на свою итальянскую фамилию, этот костлявый человек с голубыми глазами происходил из Северной Германии и был опытным солдатом. Позиции его роты показались мне еще более неблагоприятными, чем у соседей, поскольку прорезались глубоким оврагом, поросшим кустарником, заметно снижавшим обзор. По дну оврага протекал покрытый льдом ручей, используемый в качестве дороги. Там располагался Зоммершайд с двумя крупнокалиберными пехотными пушками.

– Вы сможете поставить заградительный огонь перед лесочком? – спросил меня Гемелли.

– Не вижу никакого лесочка, но снаряды моих орудий сюда долетят. Позже я проведу пристрелку, и вы скажете мне, как легли мои снаряды.

– А вы знаете, что находится вот за той рощей?

– Нет.

– Там ничего и никого нет. Никем не занятый участок земли шириной в 2 километра, и я очень опасаюсь, что противник может этим воспользоваться. Как бы русские не обошли меня с фланга.

– А что вы намерены предпринять?

– Пока не знаю.

– В батальон доложили? Что там говорят?

– Комбат усилил наблюдение за правым флангом со стороны Черемошек. Если что-то произойдет, то он бросит сюда роту из второго эшелона.

– Понятно. Но почему бы ему сразу не направить сюда свой резерв?

– Мне кажется, что он просто не доверяет Виммеру.

По возвращении на свой наблюдательный пункт я решил провести пристрелку. Мы создали хорошо разветвленную телефонную сеть, и теперь у меня была возможность держать связь не только со своей огневой позицией, но и через коммутатор со всеми подразделениями батальона. Я испросил у гауптмана Шперла разрешение на открытие огня и попросил его усилить наблюдение на флангах.

Главное при пристрелке – это фиксация расстояний полета снарядов и удаления их разрывов от ориентиров с последующей корректировкой огня. В этой же голой снежной пустыне ориентиры практически отсутствовали, что крайне затрудняло проведение замеров расстояний. Помимо всего мне хотелось также проверить, сможем ли мы вести огонь по оврагу на участке ответственности роты Гемелли и по лощине перед железнодорожной линией.

Я позвонил унтер-офицеру Тутхорну на огневую позицию и поинтересовался, готовы ли они к открытию огня.

– Левое орудие к стрельбе готово! – доложил он.

– Как? Почему только левое? – оторопел я. – А что с правым?

– Видите зарево от пожара в стороне Льгова?

– Вижу! И что?

– Это горят склады с продовольствием. На них полно ликера и шоколада. Я послал туда две повозки с восемью солдатами.

Ну что за человек! В любой момент противник может предпринять атаку, а он отправляет людей мародерствовать! Взбешенный глупым приказом Тутхорна, я попросил соединить меня с унтер-офицером Теске. Нас отделяли друг от друга около 2 километров тонюсенького телефонного провода.

– Теске, есть ли у вас под рукой скаковая лошадь? – спросил я.

– Да, есть, – ответил он. – Только что с почтой прискакал Эберле.

– Позовите его к телефону!

В трубке послышался приглушенный голос ефрейтора:

– Эберле! Немедленно отправляйтесь к горящим складам и верните людей Тутхорна!

Затем мы начали пристрелку. Стрельба велась по обговоренным целям, располагавшимся непосредственно перед позициями пехоты.

Через два часа с пожарища вернулись солдаты и доложили, что склады разграблены подчистую.

– Кем?

– Скорее всего, людьми из обозов. Во всяком случае, они приезжали на повозках и санях и загружали их под самую завязку.

Не успели мы обменяться мнениями на этот счет, как русские предприняли атаку на позиции 6-й роты. Они пробились к оврагу и захватили орудия Зоммершайда. Наши люди бежали, все побросав. Но тут Гемелли провел контратаку силами резервного взвода и отбил орудия назад. После этого наступила тишина, поскольку у противника не было артиллерийской поддержки.

Через некоторое время позвонил гауптман Шперл и поинтересовался, просматривается ли с моего наблюдательного пункта роковой овраг.

– Нет, не просматривается, – ответил я.

– Мне во что бы то ни стало надо прикрыть его огнем! – заявил Шперл. – И я сделаю все для этого, даже если мне придется перенести туда свой наблюдательный пункт.

– Хорошо! Я немедленно проведу рекогносцировку!

Мне пришлось оставить за себя Кюля, который вместе с Рипе мрачно глядел на меня.

– В случае чего звоните Гемелли! Все ясно?

– Так точно! – грустно ответили они.

Не успел я появиться у Гемелли, как он заявил:

– Сегодня с утра было жарковато! Однако, черт побери! Мои пехотинцы сразу же побежали, стоило только появиться иванам! Причем без всякой причины! У Зоммершайда солдаты тоже оказались не лучше! У вас раньше что-либо подобное происходило?

– Нет. Такого раньше не было.

– Мне приходится силой заставлять своих людей двигаться вперед.

– Ясное дело, ведь они понятия не имеют, что такое война, да и откуда им знать?

– Не хотите коньяку?

Мы выпили, и Гемелли отвел меня на место, откуда просматривался овраг. Мне пришлось лечь на живот, чтобы спокойно осмотреться.

– Это место не подойдет, – наконец сказал я. – Отсюда виден только небольшой участок оврага. Другого места нет?

– Нет. Овраг виден только отсюда.

Я так и доложил Шперлу. Выслушав мой доклад, он произнес:

– Ну что ж, тогда ожидайте новых приказов!

В армии так заведено. Каждый получает свои приказы! В этом и кроется счастье солдата, его спокойствие и уверенность. Ему не надо напрягать свой мозг, не надо беспокоиться. Он просто получает приказы! Вот в чем состоит сила военной жизни. И тот, кто не чувствует этой силы, никогда не станет настоящим солдатом.

А наши бедные вояки не были к этому привычны, их не научили доверять приказам. Ведь до этого им никто не отдавал настоящих приказов, соответственно, они не выработали у себя навыков безукоризненно их исполнять. Они думали только о себе и заботились преимущественно о своей выгоде. У них отсутствовало ощущение, что кто-то думает за них, поэтому не было и понимания, что точно отданные приказы необходимо так же точно и неукоснительно исполнять.

Секрет воспитания настоящего солдата в том и состоит, чтобы научить его безукоризненно следовать одной-единственной формуле: правильно приказывать и правильно повиноваться. Когда всего слишком много, это так же плохо, как когда всего не хватает. Для того чтобы научиться верно мыслить, отдавать и исполнять приказы, требуется не менее двух лет!

Ночью противник вновь начал атаковать, и пехотинцы 5-й роты стали медленно отходить, бросая свои окопы и убежища, карабкаясь наверх по широкому и плоскому склону. Вместо того чтобы стрелять, они, ослепнув от страха, оставляли врагу пулеметы и пехотные орудия. От всего этого хотелось одновременно плакать и смеяться. Альт приполз ко мне и спросил:

– Что мне делать? Солдаты там, где нет фельдфебеля, просто бегут.

Было темно хоть глаз выколи, но шум стоял как в аду. Русские вели огонь наобум, и пули пролетали высоко над нашими головами. Я крикнул бегущим