стали приходить в себя. Страх окончательно оставил Кюля, и он сказал:

– Мне еще не доводилось бывать на Восточном фронте. Здесь всегда так?

– Да, – солгал я и стал рассказывать смешные эпизоды из прошлого, о том, как мы наступали и зимовали под Харьковом.

Стало гораздо тише, и выстрелы доносились все реже. Тогда мы, обнявшись, легли один возле другого и на несколько часов заснули. Внезапно с востока подул ледяной ветер, подняв в воздух острые снежные крупинки. Все накрыла серая мгла, в которой смешались обрывки туч и снежные заряды. Видимость полностью отсутствовала, и только далеко сзади нас раздавались автоматные и пулеметные очереди, заглушаемые выстрелами орудий. Мне показалось, что это стреляли пехотные орудия Зоммершайда.

Около 3 часов ночи с тылу к нам на усиление подошел взвод пехоты, который мы сначала чуть было не приняли за русский. Не иначе случилось какое-то чудо.

– Вы откуда? – спросили мы солдат резервной роты.

– Из батальона. Он прочно удерживает позиции.

В ответ мы только усмехнулись. Заметив наш скептицизм, они затараторили, что так оно и есть на самом деле и иначе быть не может, поскольку вчера их в контратаку вел сам гауптман.

– Что вы говорите? Неужели сам гауптман?

– Да. Лично гауптман Шперл. И контратака была успешной. Нам удалось отбросить русских, которые потеряли не меньше 100 человек.

– Этим и объясняется вчерашняя стрельба?

– Конечно, а чем же еще? Мы считаем, что была проведена блестящая атака.

– Но почему вас в бой вел гауптман? А что с Виммером, вашим командиром?

– Он арестован!

– За что?

– Выстрел из пистолета в ногу.

– Что вы говорите! В ногу? Как странно!

– Да, его уже увезли.

– Куда увезли?

– В тюрьму. Ему грозит военно-полевой суд за самострел.

– Ну и дела! А это уже точно установлено?

– Пока нет. Его только подозревают в самостреле. Ведь это действительно подозрительно, когда обнаруживается, что выстрел в ногу произведен из пистолета, принадлежащего раненому.

– Вот тебе и Виммер! Кто бы мог подумать! Поэтому командир и повел вас в бой лично?

– И еще как! Это была великолепно организованная атака. Мы шли цепями, одна за другой. Русские не выдержали и отступили.

– Смотри, как все просто!

– Да, просто. Они стали отступать, а мы стреляли им вслед. Тогда многие из них бросились на землю и были взяты в плен.

– Действительно, ничего сложного! – послышались голоса солдат из роты Альта.

– А как действовали пехотные орудия?

– Так они же смылись с позиции!

– Что? – не поверил я своим ушам.

Несмотря на пронизывающий ледяной ветер, меня бросило в жар.

– А, это вы? Не завидую этому унтер-офицеру. Как его звали?

– Тутхорн.

– Верно, Тутхорн. Командир хочет отдать его под суд.

Бравые солдаты на лыжах скатились со склона, привезя с собой боеприпасы и провиант. Чувствовалось, что к нашим с Альтом солдатам возвращается мужество, ведь им только что был преподан хороший урок. Мы быстро восстановили линии связи, по новой проложив телефонные кабели. Вскоре в трубке послышался голос Гемелли.

– У меня все хорошо, – сказал он. – Спасибо за огневую поддержку. Снаряды ложились точно. Вы хорошо прикрыли выходы из оврага.

– Да, – отозвался я, – только вот они сбежали.

– Кто?

– Люди с моей огневой позиции.

– Черт возьми! – выругался Гемелли, что прозвучало почти как «Поздравляю!», и, чуть помедлив, спросил:

– А вы? Где вы были?

Мне стало стыдно.

– Я был здесь, впереди, – ответил я.

– Желаю удачи!

Это прозвучало как пожелание выдержать возможные неприятности, и мы закончили разговор. Тут появились связисты на лыжах, катившие за собой бухту с кабелем, и вскоре с нами связался гауптман Шперл, очень удивившийся, что мы по-прежнему находимся впереди.

Между тем солдаты 7-й роты продолжали делиться новостями:

– Все хорошо! Дивизия сражалась на славу, в течение 8 дней сдерживая напор противника и представляя собой острие клина в позициях иванов.

– Смотри-ка! – восхищались наши с Альтом солдаты. – Мы представляем из себя острие клина!

– Через день или два мы начнем медленный планомерный организованный отход к реке Сейм, чтобы создать прочный фронт.

– Куда-куда?

– К реке Сейм. Сейм – это река так называется.

– Река – это хорошо, но ведь она замерзла.

– Конечно, но скоро начнется оттепель.

Мы вновь заняли наши старые позиции, причем русские в который раз в этом нам не мешали.

– Они боятся ледяного ветра, – шутили мы.

Затем меня вызвали в батальон. Мне предстояло проделать весь путь одному, и я с тяжелой душой, взяв в руку телефонный кабель, чтобы не сбиться с дороги, направился в тыл.

Шперл встретил меня с хмурым лицом.

– Как такое могло произойти? – жестко произнес он. – Я отдам виновных под суд.

– Их было всего 15 человек с 2 орудиями против целого батальона.

– Каков был ваш приказ?

– Стрелять!

Амманн поставил передо мной бокал с коньяком. Я выпил.

– Какой глупец, – вновь заговорил Шперл. – Зачем он отошел назад? Я как раз начал контратаку.

– Об этом никто не знал. Виной всему дыра на фланге. Что ему оставалось делать, если целый русский батальон начал орудовать в нашем тылу…

– Я же сказал вам тогда, – перебил меня Шперл, – что в каждом случае вы будете получать от меня соответствующие приказы.

– У меня нет намерения защищать этого унтер-офицера, но и требовать, чтобы он стал героем, мы тоже не можем.

– Бог мой! Нам не помогала разведка, нас не поддерживала артиллерия, и тем не менее батальон сражался великолепно. В сводке Верховного главнокомандования вермахта дивизия названа в числе лучших, а я должен отдавать под суд чуть ли не каждого второго! Еще коньяка?

Когда я вышел от Шперла, на улице свирепствовал настоящий снежный ураган. Стало еще темнее, и мне с трудом удалось пройти по деревне к позиции орудийных передков. Там они и сидели, мучаясь угрызениями совести и страшась неизвестности. Перед ними возвышались груды шоколада и горел костер, на котором жарилась целая свинья. Я отстранил Тутхорна от командования и назначил на его место Теске.

Мне хотелось всесторонне разобраться в том, что натворил Тутхорн, и в причинах столь неблаговидного поступка. Было ясно, что он совсем потерял голову, когда русские бросились в атаку, и не принял никаких мер предосторожности. В результате во время стрельбы одному из его солдат оторвало руку. К этому следует добавить, что на обратном пути с горевших складов был убит Веросумский, тот самый, который так ждал решения вопроса о своем гражданстве.

Я запретил Тутхорну отлучаться из взвода и забрал у него верховую лошадь.

Весь день прошел в работах. Метель скрывала от противника наш отход с высоты. Затем наступила ночь. Небо закрыло тяжелыми облаками, из