Разговор наш незаметно перекинулся на иной предмет, поскольку найденные кем-то полтинники не слишком занимают тех, кто ищет еще более ценные предметы. Но в заключение беседы лесник вновь вернулся к военным годам.

— Когда кольцо окружения сжалось до самого малого круга, то какие-то военные закопали неподалеку груз с четырех автомашин, — припомнил он. — Так местные старики говорили. Что там было, никто не знает, но зарыли они свои ящики в водоотводную канаву около какой-то дороги. Недавно даже какие-то люди приезжали. С бульдозером. Пытались что-то тут откопать. Да только не нашли они ничего. Может, не там, где следовало, они рыли, а может, место указали им неправильно, сколько лет-то прошло, ужасть…

Странным образом рассказ довольно-таки еще молодого лесничего накрепко врезался в мою память. Вернувшись в Москву, я принялся размышлять над тем, откуда в Вяземских лесах оказалось такое громадное количество серебряных монет выпуска 1924 г. Ведь до войны их в обращении практически не было. Так, отдельные экземпляры, да и то больше в городах, а не в глухой деревне. И это странное совпадение с количеством автомобилей. Из пяти машин одна погибла от бомбы, — думал я, — а груз был закопай именно с четырех грузовиков. Вряд ли это простое совпадение. Наверняка это и есть те самые машины, что прятались по лесам с сильной охраной. Поздняя осень, листьев на деревьях практически не осталось. И скрывать перевозимую тайну было уже невозможно. В конце концов, что же там было такого, что стоило именно закопать? Снаряды к пушкам? Боеприпасы? Оружие? Да ими завалены все окрестные леса. К тому же боеприпасы для стрелкового оружия были нужны самим окруженным войскам! Секретные документы? Стоило ли так долго возиться с какими-то бумагами, когда ежедневно гибли сотни брошенных на произвол людей? Что же еще могли прятать военные? Горючее? Продовольствие? И то и другое было в той ситуации буквально на вес золота, и прятать подобное было просто бессмысленно. Что же остается?

Ведь не саксонский же фарфор зарывали солдаты охраны и сопровождающие груз люди! Неужели все-таки прятались какие-то ценности? Косвенным признаком этого могла служить не слишком удачная попытка неких деятелей с бульдозером отыскать спрятанное. Ради ржавого оружия или сгнивших документов бульдозер нанимать не будут.

За рабочую гипотезу можно вполне принять мысль о том, что вдоль некой дороги могли закопать нечто ценное. А раз так, то на повестке дня вопрос: откуда же взялось это ценненькое? Развернем карту автомобильных дорог и посмотрим на запад, то есть в том направлении, откуда в окрестности Относово и могли бы привезти загадочный, но явно ценный груз. Минуем Истомино, Ярцево, и вот он — Смоленск. Город крупный, старинный, здесь, вернее в Государственном банке СССР, вполне могло храниться достаточно активов, чтобы заполнить несколько небольших довоенных грузовичков. И для подтверждения этой гипотезы пришлось срочно вспомнить историю первых месяцев войны, и в особенности — оборону Смоленска. Помнится, немцы долго не могли занять старинную крепость. Следовало выяснить все подробности тех событий, и самое главное — установить, не могли ли отступающие от Смоленска части оказаться в "котле" западнее Вязьмы. Расследование вскоре дало свои результаты.

Выяснились прелюбопытные подробности. Оказалось, что действительно из Смоленска банковские ценности эвакуировались буквально в последнюю очередь. И почти сразу же их небольшая колонна понесла потери, автомобиль был подожжен немецкой авиацией. В нем, как на грех, перевозились бумажные деньги, и в условиях лихорадочного и поспешного отступления через насквозь простреливаемое пространство потушить пожар было нереально. Всего машин с банковскими ценностями, вышедших из Смоленска, было восемь. Шесть — с грузом и две — с охраной. Одна из них сгорела на Соловьевской переправе. А до Относово, видимо, добрались лишь пять из них. Интересно было бы, конечно, узнать судьбу исчезнувших машин, но, скорее всего, весь основной груз был все же доставлен до конечной точки (то есть до попадания в окружение). Ведь за утерю таких громадных ценностей в те времена все сопровождающие несли моральную и материальную ответственность. Но дальше отступать было некуда. На 1941 г., то есть на день, когда смоленский транспорт уперся в наскоро выстроенную немецкую оборону, передовые части вермахта были уже вблизи. Какое-то время все окруженные пытались нащупать проход на восток, но постепенно надежда угасла. Начались налеты немецкой авиации, а вскоре и артиллерийские обстрелы. Потеряв одну из машин, командование колонны, видимо, пришло к однозначному выводу о том, что в сложившейся обстановке вывезти банковские авуары в целости и сохранности просто невозможно. Решено было их закопать! Ибо как-то еще их утилизировать возможности не было. Допустим, бумажные деньги можно сжечь, а что делать с металлами? Мы с вами можем теперь примерно прикинуть стоимость зарытого государственного имущества. На ходу примерно четыре автомашины. Следовательно, везли они только 4 т ценностей. Примерное соотношение бытовых кладов, как показывает практика в пропорции серебро — золото, составляет 10:1. Но для госбанков такая арифметика не подходит; тем более что одну машину с серебром уже потеряли безвозвратно. Для пущего удобства будем считать, что пропорция изменилась до 5:1. Следовательно, из 4 т груза золота в слитках, монетах и изделиях было не меньше 650 кг. Исходя из современных цен на золото, получим результат в 6 500 000 долларов. С учетом серебряных изделий и ювелирки можем однозначно полагать, что зарытое у неведомой дороги имущество тянет на 7 000 000 долларов.

Что ж, приз более чем достойный. Отыскать его конечно же будет непросто, но тем приятнее будет победа!

Интереснейшие легенды иной раз приходят по почте от коллег по поисковому делу. Вот один из образцов легендарного массива, хранящегося в народной памяти юга России, опубликованный в газете "Ярмарка Кубани".

"Мы отсняли кинокамерой древнейший курган, нависший над хутором Ильич, остатки казачьего пикета времен Кавказской войны и православного храма двенадцатого столетия. Потом долго-долго любовались зелеными, в дымке, окрестностями, слушая напевы лесных птиц.

Краевед Михаил Николаевич Ложкин три десятилетия назад вместе со школьниками восстанавливал основание храма. Теперь, прохаживаясь вдоль его стен, ощупывал верхние камни — не разрушены ли? Морозы, снегопады, ливни, ураганные ветры, кажется, не повредили стены. И старик — этого нельзя было не заметить — остался доволен…

Мы спустились на нижнюю поляну, остановились у кострища. Кто-то из туристов оставил рядом ольховые пни. На них и присели, уставшие донельзя.

— Хорошо-то как! — выдохнул оператор Борис Еремеев.

— Да уж не скажи — мило, — и Ложкин хмыкнул.

Кто знал его, а мы были таковыми, по своеобразному "хмыку " догадались: он счастлив поездкой в горы, прогулкой по лесным тропам в местах, дорогих его сердцу. Тонкое белое лицо Ложкина с немного выдававшимся вперед, с горбинкой носом было одухотворенным.

— Читали? — Борис Еремеев обратился к Ложкину. — Опять о "золотом чемодане " в газете написали. Мол, в лесу под станицей Спокойной партизаны в годы оккупации золото из Керченского музея спрятали. Ищут. Знать бы, где его найти…