— Не злись только, — улыбнулась Аврора и тогда Радомир заметил слезу на ее щеке.

Он подошел к ней ближе и наклонился вперед, заглядывая в глаза:

— Ты плакала, милая?

— Больше не буду, — прошептала она и соврала.

Ручьи потекли из ее глаз. Радомир прикоснулся пальцами к ее щекам и стер с них слезы.

— Я люблю тебя, Аврора.

— И я тебя люблю, — прошептала она.

Он прижался губами к ее губам и поцеловал ее.

Вокруг повисла тишина.

— Радомир, Божий дом здесь! — закричал позади Антон. — Скоро час дня! Время на исходе!

— Мой брат — невоспитанный придурок, — прошептал ей в губы Радомир.

— Весь в тебя, милый, — улыбнулась Аврора.

— Доля правды в твоих словах, конечно же, есть, — ответил Радомир, опуская ее фату на лицо и предлагая ей руку. — Но сегодня же я собираюсь подискутировать с тобой на эту тему.

— А я думала, что сегодня мы будем любовью заниматься, — пролепетала Аврора. — Но, если ты настаиваешь, я могла бы и в дискуссию с тобой вступить.

— Ты еще расскажешь мне, откуда знаешь эти сложные слова, — засмеялся Радомир.

— О, да. Расскажу, если не забуду.

Радомир подвел Аврору к Кириллу и передал руку невесты ему.

— Поступим, как положено, — вздохнул он и направился вперед, к дверям в дом Божий.

— Ну, здравствуй, Кирилл, — прошептала Аврора.

— Здравствуй, сестренка. Не ожидала, наверное, меня здесь встретить?

— Ты сам пришел?

— Я бы и сам пришел, но все же… …он меня об этом попросил.

— И что ты обо всем этом думаешь?

— Если честно, то я думаю, что твой жених — влюбленный придурок! Хотя, хорошему браку это не помеха.

— Еще раз назовешь моего жениха «придурком», и я набью тебе рожу, — шикнула Аврора.

— Пошли уже, забияка. Пора тебя из девок в жены отдавать.

***

Терра присела на лавку в тени дерева и, с натянутой на лицо улыбкой, продолжила кивать незнакомым людям, мерно прохаживающимся мимо нее. Юзеф, которого приставил к ней Гелиан, топтался в стороне, даже не пытаясь завести разговор со своей госпожой. Гуляние только набирало силу и Терре, уставшей и измотанной, оставалось только посочувствовать Авроре и Радомиру, которые провели на ногах уже более трех часов. А впереди еще танцы.

Терра обернулась назад и заметила в стороне мужчину в темно-красном костюме Главного дома. Он стоял поодаль, прислонившись к дереву, и смотрел на Терру. Заметив ее взгляд, он почтительно склонил голову и широко улыбнулся. Интересно, скольких еще человек Гелиан приставил следить за ней?

— Госпожа, что-то случилось? — поинтересовался Юзеф.

— Ничего, — ответила Терра, отворачиваясь. — Принеси мне воды, лучше.

— Сейчас дам наказ.

— Да сам принеси! Быстрее будет, — махнула рукой Терра.

— Госпожа, мне приказано не покидать вас.

— За мной приглядит тот, другой, — Терра указала рукой за спину и тяжело вздохнула.

Юзеф выпрямился и огляделся.

— Кто другой за вами приглядит, госпожа?

— Да тот, — она обернулась, но незнакомца и след простыл. — Странно, — вздохнула Терра, — он только что был там, у дерева стоял. Быстро же он ушел.

— А как он выглядел, тот мужчина, госпожа?

— Высокий, худой, волосы темные с сединой. Он в костюме охраны дома Главного был. Таком же, какой на тебе.

Юзеф призадумался:

— Может, то Тихон был?

— Я не знаю Тихона.

— Я покажу вам его, госпожа, как только увижу.

— Ты за водой собираешься идти? — нетерпеливо напомнила Терра.

— Сейчас наказ дам и ее принесут.

Она поджала губы, осознав, что без дозволения Гелиана Юзеф от нее не отлипнет, и встала с лавки.

— Сама справлюсь, спасибо! — отчеканила Терра и побрела к одному из столов с угощениями.

***

Анна вошла в свою комнату и заперла дверь на ключ. Гулянья возле дома Божьего все еще продолжались, хотя новобрачные давно покинули мероприятие и скрылись в неизвестном направлении. В комнате царил полумрак. Кто-то оставил зажженную лампу в дальнем углу. Наверное, Наталья, когда убиралась.

Анна сняла серьги и бросила их вместе с браслетами на стол. Стянув с себя брюки, она стала расстегивать корсет, в котором провела целый день. Вдохнув воздух полной грудью, Анна всерьез задумалась о том, что готова напялить на себя старообрядное платье, лишь бы ребра к вечеру так не болели. Оставив одежду на полу, она направилась в ванную. Приняв душ, она натянула на себя старую рубаху Гелиана, в которой любила спать, и вернулась в комнату, чтобы расстелить постель и, наконец-то, прилечь.

— Время как будто не властно над тобой, — произнес до дрожи знакомый низкий голос.

Анна шарахнулась к стене и схватилась за грудь, пытаясь унять внезапный приступ боли.

— Прости, я не хотел тебя напугать, — он вышел из тени, царившей возле задернутых штор, и остановился. — Или нет? — темная бровь взлетела вверх. — Может, как раз напугать тебя я и намеревался? Как сама думаешь, Анна? — он изогнул узкие губы в полуулыбке и сложил руки на груди.

Анна продолжала стоять у стены. В груди по-прежнему щемило сердце, но теперь эту боль стала заглушать ярость.

— Что ты здесь делаешь? — наконец, выдавила она из себя.

Он неопределенно повел плечами и хмыкнул.

— И кого ты обчистил, чтобы спереть костюм охраны?

— А это имеет сейчас значение? — спросил он.

— Наверное, нет, — ответила она и опустила глаза в пол.

Смотреть на него было больно. Он сильно изменился за эти годы, как впрочем, и сама она. Некогда черные как смоль волосы побила седина, серые глаза окружили морщины, а промеж бровей залегли следы его вечного упрямства.

— Ты знала, что я обязательно приду навестить тебя, — он приблизился к ней и остановился напротив. Протянул руку и прикоснулся пальцами к щеке. — Бьюсь об заклад, что в глубине своей изовравшейся души ты ждала, что я появлюсь именно в твоей комнате и именно ночью.

— Тешь свое самолюбие этой надеждой, Август. Я это как-нибудь переживу.

Анна отняла руки от груди и призывно улыбнулась ему, как часто делала когда-то. Какая месть мужу может сравниться с изменой? Да еще и с какой изменой! Ближайший друг и соратник Савелия, которому никто и в подметки не годился, оказался в ее постели! Анна так часто улыбалась Августу этой пошлой улыбкой, что, в конце концов, и сама поверила, что желает не просто отомстить мужу, а действительно хочет узнать, что это такое: спать с Августом Ребровым. Узнала. И проиграла. Он видел ее насквозь. Все эти годы он изучал ее, как одну из своих книг, чтобы однажды прочесть, закрыть и вернуть на полку. Это она ревела, когда он сказал, что как женщине ей нечем перед ним похвастать.