у него стали редеть, а в усах появилась седина. Еще за десятилетие усы побелели, а голова полностью облысела. Следующие 35 лет, если не считать все большего числа морщин вокруг глаз, он уже не менялся, словно был неподвластен времени. Появляясь на публике, он всегда говорил одно и то же: «Все было прекрасно. Нам понравилось». Костюм его тоже редко менялся: военный мундир и красные кавалерийские рейтузы. Но изображали его чаще всего «императором-миротворцем», на том основании, что после 1866 г. империя не участвовала ни в каких войнах. Рука об руку с миролюбием шли набожность императора и его усердное исполнение освященных веками католических обрядов. Пастырское послание католических иерархов Цислейтании описывало императора как пример «верности истине… добросовестного исполнения религиозных обязанностей… и самоотверженного терпения»[492].

Трагедии, по пятам преследовавшие Франца Иосифа, в том числе насильственные смерти его брата, сына и жены, создали императору еще один образ — «мужа скорбей». По определению одной популярной биографии, он был «из тех страдающих душ, кому выпали самые суровые испытания». Но, несмотря на все бедствия, он оставался «могучим утесом посреди бушующих волн», правителем, неизменно пекущимся о нуждах народа, ночи напролет проводящим за работой, чтобы его подданные могли спокойно спать. Личные несчастья Франца Иосифа и бремя государственных забот даже сравнивали с терновым венцом Христа, как бы утверждая, что император — не только правитель своих народов, но и искупитель их грехов[493].

О достоинствах личности Франца Иосифа рассказывала череда рассчитанных на широкого читателя изданий, выходивших под заглавиями вроде «Наш император», «Ура, Габсбург» и «Радостные дни Австрии». Печатались такие опусы не только на немецком, но и на большинстве языков империи. Образ императора также тиражировался в виде гипсовых бюстов, на пепельницах и на кухонных передниках. Власти пытались регулировать торговлю портретами монарха, запретив помещать их на резиновых мячах. Самый показательный случай произошел в 1908 г.: некий предприимчивый торговец распродал тогда среди галицийских поляков и русинов сотни тысяч дешевых переводных картинок с портретом императора. Когда покупатели наклеили их на свои окна, вечерами на улицах городов и сел сияло множество одинаковых портретов Франца Иосифа[494].

Император, таким образом, стал практически единственным объектом лояльности и символом наднациональной идеи. Но слишком многое было возложено на простого смертного, уже перешагнувшего назначенный Библией человеческий срок. В 1908 г. Neue Freie Presse предостерегала: «Когда мы пытаемся заглянуть в будущее после него, нас охватывают тревога и неверие. Пусть же еще долго судьба монархии останется в этих опытных руках, и пусть он приведет страну к единству, миру и согласию». Спустя восемь лет император уйдет в мир иной, так и не достигнув этих целей. И в этом смысле последние слова Франца Иосифа «Почему обязательно сейчас?» точнее отражают суть его не оправдавшего надежд царствования, чем личный девиз «Общими силами» (Viribus unitis)[495].

27

ПЕРВОПРОХОДЦЫ, ЕВРЕИ И ВСЕ ЗНАНИЯ МИРА

Современники отлично отдавали себе отчет в парадоксальности того факта, что Габсбурги, некогда владевшие крупнейшей в мире колониальной державой, в XIX в. остались вовсе без заморских владений. Не было недостатка в подаваемых властям проектах и частных инициативах, предполагающих захват далеких территорий. Исследователям и коммерсантам потенциальные колонии виделись то в Судане, то в Йемене, то на Калимантане, то на территории нынешней Замбии, но правительство не поддержало ни одну из этих идей. Лишь почти случайно Франц Иосиф обзавелся микроколонией в договорном порту Тяньцзинь на побережье Китая: в 1900 г. австрийский военный корабль оказался там, когда в стране внезапно вспыхнуло антиевропейское Боксерское восстание. Тяньцзиньская концессия, занимавшая площадь 108 га, просуществовала всего 15 лет, и в 1917 г. эту территорию вернуло себе правительство Китая. Сегодняшний Тяньцзинь — в зависимости от того, как определять его границы, — 13-й или 11-й по численности населения город Земли. Но административные здания, украшенные двойными колоннами, и поныне напоминают о том недолгом периоде, когда он являлся для габсбургской империи «нашим местом под солнцем»[496].

Гости габсбургского Тяньцзина сетовали, что венское правительство не спешит использовать коммерческий потенциал города. Между тем в других местах коммерсанты из Австро-Венгрии действовали весьма энергично. Империя была четвертой страной по совокупному тоннажу кораблей, проходивших через Суэцкий канал, и только за 1913 год компания «Австрийский Ллойд» совершила 54 рейса в Индию и на Дальний Восток. Австро-американская пароходная линия, открытая в 1895 г., ежегодно перевозила через Атлантику около миллиона тонн грузов. Австро-венгерское колониальное общество, учрежденное в 1894 г., убеждало имперское правительство расширять заморскую торговлю путем захвата колоний. Массовая эмиграция в колонии, заявлял председатель общества, могла бы к тому же помочь империи избавиться от лишнего населения. Однако имперский флаг не следовал ни за торговлей, ни за «демографическим импульсом» (Lebensdrang), о котором распространялись сторонники колониальной экспансии. Даже когда австрийские полярники в 1870-х гг. открыли в Арктике новый архипелаг, названный Землей Франца Иосифа, они не водрузили там австрийский флаг. Сделай они это, Австрия сегодня могла бы экспортировать нефть и газ[497].

Франц Иосиф и его министры предпочитали не устанавливать флаги, а демонстрировать их в разных концах мира: австрийские, а затем австро-венгерские военные корабли регулярно заходили в Тихий океан, посещали Америку и Арктику. В 1869 г. император с императрицей посетили церемонию открытия Суэцкого канала в Порт-Саиде. Двадцать пять лет спустя эрцгерцог Франц Фердинанд отправился в кругосветное плавание на военном корабле «Императрица Елизавета»: он посетил Африку, Австралию и Дальний Восток, а потом вернулся домой через США на пассажирском пароходе. Эрцгерцог оставил проницательные заметки об увиденном в дороге и неодобрительно отзывался о колониальных порядках, не в последнюю очередь из-за страданий коренного населения[498].

До 1914 г. австрийский (ставший после 1867 г. австро-венгерским) военно-морской флот почти не участвовал в военных действиях. В 1866 г. броненосцы вице-адмирала Тегетхоффа нанесли поражение итальянскому флоту у острова Лисса (Вис) в Адриатике, а в 1897 г. военно-морской флот был задействован в операции против греческих инсургентов во время Критского восстания. Интерес Франца Иосифа к военно-морским делам был в лучшем случае спорадическим, так как флот требовал денег, которые император предпочитал вкладывать в армию. Некий вице-адмирал жаловался, что в попытках выбить средства из министерских карманов ему приходилось «маневрировать в череде приемов, балов и обедов». Под патронажем Франца Фердинанда накануне Первой мировой войны имперский военно-морской флот вырос до трех дредноутов, девяти иных линкоров и восьми крейсеров. Тем не менее он уступал вражескому итальянскому, состоявшему из