В рамках усилий по демонстрации флага имперский военно-морской флот помогал организовывать географические экспедиции и научные исследования в отдаленных уголках планеты. Военные моряки построили метеостанцию на арктическом острове Ян-Майен, лежащем 500 км восточнее Гренландии, и основали в южной части Тихого океана недолго просуществовавшее поселение на Соломоновых островах, где велась разведка месторождений никеля. Военно-морской флот также помогал экспедициям оружием, обучением и опытными офицерами, а взамен рассчитывал получить картографические и топографические данные. Многие области Центральной и Восточной Африки, например бассейн реки Конго и ее водораздел с Нилом, впервые описали австрийские, чешские и венгерские географы. Их вклад в науку отражен на составленных ими картах: озеро Рудольф в Кении и озеро Стефания в Эфиопии названы в честь наследника австро-венгерского престола и его жены, а вулкан Телеки в Кении и пик Бауман в Того увековечили имена двух исследователей.

Исследователи отправляли обратно в Европу охотничьи трофеи, а также естественно-научные и этнографические материалы, которые поступали в музеи во всех концах габсбургской империи. Чешский ученый Эмиль Голуб, чью экспедицию, изучавшую территории к северу от реки Замбези, в 1880-х гг. финансировало военное министерство, доставил более 30 000 экспонатов, в основном образцов флоры и фауны. В 1891 г. их выставили на обозрение публики в парке Пратер, но ни один из музеев не мог принять их все. Поэтому собрание Голуба разделили на части и разослали по более чем 500 музеям и научным институтам по всему миру. Софийский естественно-научный музей принял чучела птиц, аббатство Адмонт в Штирии — чучела львов, Прага — коллекцию насекомых (и многое сверх того), Лондон — морские растения, Смитсоновский институт в Вашингтоне — часть окаменелостей и т. д.[500]

Самой значительной экспедицией оказалось кругосветное плавание фрегата «Новара» в 1857 г. За два года плавания «Новара» прошла более 50 000 морских миль (92 000 км), посетив все континенты, включая Австралию и Антарктиду, после чего в Новой Зеландии появился ледник Франца Иосифа. На борту фрегата работала группа ученых, для которых часть орудийной палубы переоборудовали в библиотеку. Экспедиция собрала 26 000 ботанических, зоологических, геологических и этнографических образцов, провела океанографические исследования и расчеты гравитационного поля Земли. Научный отчет экспедиции состоял из 21 тома и составлялся 17 лет. Опыты с листьями коки, привезенными «Новарой», позволили впервые выделить чистый кокаин, который вскоре стал одним из любимых лекарств императрицы (Сиси принимала его со шприцером)[501].

Три из 21 тома материалов экспедиции были посвящены антропологии и этнографии; там были разделы о форме черепов, габаритах тела и материальной культуре туземцев. Для ученых на борту «Новары» главным было сделать замеры и занести данные в таблицы. Описания их, хотя и снисходительные, по большей части носят фактологический характер:

Ростом яванцы на несколько дюймов ниже европейца средней комплекции. Тела у них вполне гладкие, грудная клетка довольно мощная. Члены изящные и тонкие, кисти рук гибкие. Лица их, обычно длинные и широкие, у обоих полов сохраняют несколько детское выражение.

Однако информация, собранная учеными, вскоре была пропущена через фильтр новой «расовой науки». Августин Вайсбах разработал классификацию, разделяющую человечество на девять белых и девять черных рас, где низшую ступень занимали африканские бушмены, которых он считал почти обезьянами. Евреев Вайсбах ставил последними среди белых рас. Как военный врач, Вайсбах много ездил по Балканам, где измерял черепа, причем всегда только так, чтобы подтверждались его теории[502].

Подход Вейсбаха подхватило Венское антропологическое общество, президент которого подчеркивал, что на территории Австро-Венгрии доступен богатейший материал для проведения «краниологических и лингвистических разысканий», а также исследований отличительных особенностей и обычаев, которые показывают значимость расы. Антропологическое общество организовывало изучение центральноевропейского «нордического типа», признанного высшим, а также рассматривало возможность применения дарвиновских принципов естественного отбора для облагораживания расового состава империи. Первая мировая война обеспечила богатый выбор новых образцов — в виде беженцев из Восточной Галиции и русских военнопленных, чьи черепа, телосложение и состав крови неустанно изучались, чтобы доказать постулируемую генетическую неполноценность восточнославянской и других «рас». Влияние этих теорий чувствовалось еще в 1990-х гг.: в одном из залов венского Музея естествознания (Naturhistorisches Museum) посетителям тогда предлагалось сравнить черепа «обезьяночеловека» (австралопитека), шимпанзе и бушмена[503].

Мы можем сокрушаться, каким ложным задачам служит иногда научный метод. Однако содействуя развитию науки, Франц Иосиф и его министры возвращались к одному из смыслов шифра AEIOU: Австрия и дом Габсбургов отстаивают универсальный принцип, основанный на идеях первенства и всемирного престижа христианства. Теперь этот принцип обернулся миссией накопления знаний о мире. Надпись, выбитая золотыми буквами над входом в венский Музей естествознания, выражает именно эту цель: «Империи природы и ее изучению — император Франц Иосиф, 1881». Вокруг здания музея размещены символические изображения континентов, а на его фасадах застыли статуи Колумба, Магеллана и Кука бок о бок с аргонавтом Ясоном, Александром Македонским и Юлием Цезарем. Послание было предельно ясным: исследователи империи природы достойны таких же почестей, как и строители великих империй древности. Как выразился автор некролога Эмилю Голубу, другие нации ищут за морями новые территории, но австрийцы отправляются в дальние страны «из любви к исследованию и ради умножения общего знания»[504].

Но здание еще и принадлежало династии. Музей естествознания и Музей истории искусств (Kunsthistorisches Museum) стояли по две стороны от нового Императорского форума (Kaiserforum), который протянулся от Хофбурга на другой стороне Рингштрассе. Собрания обоих музеев начинались как императорские коллекции, прежде хранившиеся в Хофбурге или во дворце Бельведер, который Мария Терезия купила у потомков Евгения Савойского. Музей истории искусств сохранил ту организацию собрания, которую в 1780-е гг. разработал Кристиан фон Мехель, одним из первых начавший развешивать живописные полотна по школам и стилям, а не, как прежде, беспорядочно. Таким образом, два новых музея представляли «дворцовую коллекцию» династии, собранную многими поколениями Габсбургов. Придворный и династический характер Императорского форума подчеркивало и то, что рядом с музеями планировалось построить здания Придворного театра и Придворной оперы; весь архитектурный ансамбль должен был быть связан с Хофбургом двумя триумфальными арками. Поскольку форум так и не был закончен, оперу и театр перенесли в другие точки Рингштрассе, отчего их связь с императорским двором ослабла. А вот статую Марии Терезии между двумя музеями все же воздвигли — и тем самым поместили династию в центр всего комплекса[505].

В середине XIX в. в архитектуре было популярен так называемый историзм, предполагавший оформление зданий в стиле того периода, который лучше всего соответствовал их назначению.