– Пора уладить дела с Диллардом. Ты готов?

Джесс резко сел, кивнул.

– О, да. Готов.

Улыбка Крампуса стала шире и будто зубастее.

– Тогда идем – и будем ужасными!

Они вышли наружу, и от холода Джесс проснулся окончательно. Все еще спотыкаясь, он брел за Крампусом, и голова у него слегка кружилась.

Остальные Бельсникели уже сидели в санях. Вид у них был изнуренный, но довольный, даже у Вернона.

Призрак рассвета лег на скалистый гребень холмов. Джесс резко остановился.

В снегу у саней сидел медведь. Очень большой медведь.

Джесс открыл было рот, чтобы сказать об этом остальным, когда заметил трех оленей, стоявших рядом с медведем. Потом огляделся кругом, увидел еще оленей, другого медведя, енотов, лису, кроликов – и еще кучу разных других зверей. Все они собрались вокруг бара. А еще он заметил, что снег вокруг бара растаял, обнажив широкую полосу влажной земли. Здесь и там из почвы выглядывали пучки молодой травки, на ближайших деревьях проклюнулись листья; кое-где были даже видны только что распустившиеся цветы.

Джесс покосился на Крампуса.

Тот пожал плечами.

– Прошлой ночью мы пели Матери-Земле. И она нас услышала, – он сорвал проклюнувшийся среди снега цветок, понюхал его. – И это сделал дух какой-то горсточки пьянчуг. Представь… Представь, чего мы могли бы добиться с тысячей голосов, с сотней тысяч, с миллионом.

Крампус приземлил сани позади их церквушки. Гери и Фреки уже ждали их на заднем крыльце. Бельсникели кое-как выползли из саней и, поддерживая друг друга, двинулись к дому. Крампус взошел на крыльцо, бросил мешок на ступени и остановился на минутку потрепать волков по загривкам.

Изабель растопила печку, а Вернон, Чет и двое братьев тем временем добрались до своих лавок и рухнули. Но не Джесс: тот принялся рыться к коробке, где у них лежали деньги и оружие, и, обойдя вниманием пистолет-пулемет, выбрал вместо этого револьвер Кольта: ему нужно было оружие, на которое он мог положиться. Кроме этого, он сунул в карман тяжелый охотничий нож и коробку патронов. И ключи от Четова пикапа – у него было чувство, что на этот раз им лучше будет взять машину. Скоро рассвет, а летающие сани – не самый скрытный способ передвижения.

– Куда ты собрался? – спросила Изабель.

– Решил взять Крампуса поохотиться на песца.

С минуту она внимательно смотрела на него, потом помотала головой.

– Не-а.

– Надо кое-что уладить.

Она нахмурилась.

– Береги себя.

– Постараюсь, – сказал он и вышел из церкви на улицу.

Крампус сидел на крыльце между двумя волками, почесывая им загривки и глядя вверх, на угасающие звезды.

– Готов? – спросил Джесс.

– Прошу, сядь, – Крампус пододвинул мешок, освободив ему место. – На пару слов.

Джесс постарался не выдать своего нетерпения; ему хотелось отправиться в путь и покончить со всем этим как можно скорее. Внутри росло необъяснимое, но кошмарное чувство надвигающейся катастрофы, и последнее, чего ему сейчас хотелось, – быть втянутым в одну из пространных Крампусовых бесед.

– Я буду краток.

Джесс сел на ступеньку рядом с Крампусом.

– Это была славная ночь. Ведь так?

– Так.

– Джесс, твои песни – они тронули мое сердце… и не только мое. Видел ли ты, какие у них были лица? Ты взял их всех за душу. Твоя муза исполнена волшебства.

Джесс, кивнув, улыбнулся. Волшебство. Ему это нравилось. Иначе как опишешь то чувство, которое его собственные песни внушили ему прошлой ночью?

– Это ведь все ты, да?

– О, да, конечно. Но музыка… Это была твоя муза. Я только помог тебе по-настоящему увидеть ее, освободиться от собственных страхов, отпустить себя. Но даю тебе слово – это твое искусство завораживало сердца.

Джесс кивнул. Никогда раньше он так не раскрывался, не обнажал по-настоящему свою душу. Он все еще чувствовал ту лихорадку; все еще ощущал себя единым целым с мелодией. Но этого мало – от его былой неуверенности не осталось и следа. Подумать только, ему даже не терпелось вновь сыграть перед зрителями!

– У меня тоже открылись глаза, – продолжал Крампус. – Потому что теперь я ясно вижу: люди совсем не забыли, кто они такие. В глубинах их душ все еще тлеет тот дикий огонь. Их нужно только немного подтолкнуть, чтобы высвободить их истинный дух, – тут он радостно ухмыльнулся. – А я всегда буду рядом, чтобы их подтолкнуть… в той или иной форме, какие бы игры ни затеяли боги.

Джесс кивнул; он на это надеялся. Никогда прежде он не чувствовал себя настолько живым, настолько единым с окружающим миром, и он прекрасно понимал, что это Йольская магия Крампуса пробудила эти чувства. Он сделал глубокий вдох, наслаждаясь ощущениями, и вдруг понял, что все еще чувствует тот ритм, странный, примитивный ритм прошлой ночи, который тихо пульсирует в каждой клеточке его тела.

– Джесс, когда взойдет солнце, настанет новый день… Это будет началом новой эпохи, эпохи Йоля. Йоль распространится повсюду, моя паства станет многочисленной, – в этом я уверен, – и я хочу, чтобы рядом со мной остались только те, кто желают служить мне. Потому я намерен освободить Бельсникелей от их уз… вернуть тем, кто этого пожелает, их человеческую плоть.

Джесс так и подскочил на месте, глядя на Крампуса распахнутыми от удивления глазами.

– Так ты все-таки можешь это сделать? Превратить нас обратно?

Крампус улыбнулся.

– Конечно. Это же моя кровь. Я могу отозвать ее обратно в любое время.

Джесс едва мог поверить собственным ушам. Он уже смирился с тем, что окончит свои дни Бельсникелем.

– Да ладно! Ты правда не шутишь?

– Я намерен предложить каждому Бельсникелю выбор. И я начну с тебя. Ты оплатил свой долг передо мной. Если ты намерен убить этого плохого человека, думаю, ты предпочел бы сделать это свободным… чтобы он мог взглянуть в твои настоящие глаза.

Джессу думать было особенно нечего. Вернуться в свое собственное тело, и, может, получить еще один шанс вернуть Линду – да он ради этого сделает все что угодно.

Он радостно кивнул.

Крампус протянул руку:

– Твой нож.

Джесс порылся в карманах, выудил охотничий нож и дал Крампусу. Крампус вынул нож из ножен, попробовал острие.

– Давай руку.

Джесс протянул ему руку, ладонью вверх, и заранее поморщился.