Наталья сняла со стены лист назначений и стала пересчитывать объем инфузионной терапии. Вот ведь как бывает: кажется, все было неплохо. Утром малышка усваивала весь объем кормления, и стул даже был, и параметры искусственной вентиляции Наталья ей уменьшила – и на тебе!

– Люба, потом кровь набери для лаборатории. Пусть калий в сыворотке и эритроцитах определят.

– Кровь Настена уже отнесла.

Настена – это санитарка, тоже из будущих врачей. Одно удовольствие работать с такой командой: только подумаешь, а все уже сделано.

Заодно надо остальных малышей посмотреть. В рядошном кювезе живет мальчишечка весом почти полтора килограмма. Таких детей уже выкладывают в теплую кроватку, но он никак не удерживает температуру тела, поэтому остается пока в инкубаторе. Инфекция у него врожденная, тяжелая, полученная от мамы внутриутробно. Лечить ее предстоит долго. Он уже получил два курса антибиотиков и, наверное, предстоит еще один. Поэтому вид у него неважнецкий: бледненький, недокормленный, хотя получает все ингредиенты, которые необходимы, и с питанием, и внутривенно. Но зато усваивает питание полностью, начал проявлять самостоятельную двигательную активность и пытается даже сосать желудочный зонд. Это хорошо.

Третья девочка сегодня переведена на самостоятельное дыхание, и наблюдать ее нужно особенно тщательно. То есть без интубационной трубки она уже три дня, но искусственная вентиляция легких проводилась ей через канюли, которые были подведены ей в носовые ходы. Таким образом, постоянный поток воздуха поддерживал ее легкие в умеренно раздутом состоянии. А сегодня она смогла сама эффективно дышать, и канюли убрали. Наталья подходит к ней каждые полчаса и слушает дыхание. Пока все в порядке. Да и должно быть все хорошо, ведь девочка весит уже больше килограмма, да и возраст – пятнадцать дней – солидный.

Еще двое больных плотно «сидели» на искусственной вентиляции легких, самостоятельное дыхание еще настолько неважное, что и пытаться как-то уменьшить дыхательную поддержку не стоит.

Из лаборатории сообщили результаты. Получилось, что содержание калия в норме. Неужели началось воспаление кишечника? Это плохо. Энтероколит у недоношенных детей протекает особенно тяжело, как, впрочем, любые другие воспалительные заболевания.

Наталья вернулась к Пименовой.

– Люба, сегодня вообще не кормим.

– Хорошо, Наталья Сергеевна. Посмотрите сразу памперс.

Да уж, то, что выделилось из кишечника, было такого же зеленого цвета, как содержимое желудка. Значит, энтероколит. А ведь только сегодня Наталья сказала маме этой девочки, что все достаточно неплохо: пищу усваивает, стул самостоятельный, двигательная активность есть, сердце работает. Что же они сделали неправильно? Почему состояние ухудшилось? Кажется, все анализы в норме. Так, вчера проводилось кормление нативным, то есть материнским молоком. Может быть, в этом причина? Посев молока у мамы сделали, но результата пока нет. А кормить начали. Наталья решительно взяла трубку местного телефона и набрала номер баклаборатории. Дежурная лаборантка долго искала запись в журнале, потом сказала: «Результат анализа задержан, потому что растет какая-то патогенная палочка. Когда ее фенотипируют, тогда и выдадут анализ. И на чувствительность к антибиотикам сегодня поставили. Завтра к десяти часам будет готово». Значит, иммунитет совсем плохой, раз от одногоединственного кормления развился энтероколит. Или эта самая не фенотипированная пока палочка обладает супербольшой патогенностью.

Еще раз подойти к малышке, которая снята с ИВЛ. А там все в пределах нормы. Дыхания – 60 в минуту, цена дыхания не велика, содержание кислорода в крови – 95 %. Класс. И опять к Пименовой. Девочка сейчас лежала на «бревнышке». Так на неонатологическом сленге называют свернутую в тугой валик пеленку, на которую выкладывают на живот недоношенных детей. У ребенка появляется опора, которую он постоянно ощущает, находясь в животе у мамы, меняется характер дыхания – «раскрываются» задние участки легких, и, что очень важно, происходит пассивный массаж передней брюшной стенки. Одышки нет, кожа розовая, по монитору – тоже полный ажур.

И тут она увидела, как по коридору пробежала санитарка, за ней медсестра. Что-то случилось. Наталья быстрым шагом вышла из палаты. В самой дальней палате, где лежали дети с приличной уже массой тела – ближе к двум килограммам – что-то происходило. Наталья открыла дверь. Николай Сергеевич – второй дежурный доктор – стоял на коленях перед манипуляционным столиком, на котором лежало неподвижное маленькое тельце, и вводил трубку в трахею. Боже, идет реанимация, а она не знала! Надо же помогать!

– Что? – быстро спросила она.

– Аспирнул, – так же быстро ответил кто-то из сестер.

Аспирнул – это для краткости. На самом деле, ребенок аспирировал, то есть захлебнулся. Скорее всего, срыгнул, а потом захлебнулся. Вины персонала тут чаще всего нет, но все чувствуют себя виноватыми.

– Сердце есть? – опять спросила Наталья.

– 140, – это уже доктор. – Да, все, почистили, подышали, гормоны ввели. Сейчас будет как новенький.

Как новеньким ребенок не выглядел. Это Николаша для сестры, которая этого пациента ведет, бодрится, чтобы как-то ее поддержать.

Наталья вымыла руки, надела перчатки, взяла фонендоскоп. Сердечко стучало ритмично, но приглушенно и часто. Это организм изо всех сил борется за поддержание газообмена на комфортном уровне, ведь надо обеспечить работу сердца, почек и, главное, мозга. А возможностей для этого у малюсенького сердечка мало.

– Сердце частит, – сказала она.

– Я уже добавил неотон, – ответил Николай Сергеевич. – Сейчас к аппарату подключу, чтобы отдохнул.

– Ну да¸ ну да, – вздохнула Наталья.

Собственно, говорить было нечего. Случай неприятный. Ребенок, надо полагать, готовился к переводу в реабилитационное отделение, и вдруг аспирировал. Да, завтра предстоит пренеприятнейшая утренняя конференция!

Вадим «обживался» в помещении корпорации «Ювелирхолдинг». Час тому назад он был представлен персоналу в качестве исполняющего обязанности начальника охраны. Версия с болезнью Григория Владимировича сработала «на ура». Накануне вечером в офис позвонила его жена и озабоченно сообщила, что «муж почувствовал себя нехорошо». Утром он на работу не вышел, а позвонил уже из частной клиники, что «заныли старые раны, и ему предложено полечиться в условиях стационара». Конечно же, стационар очень быстро организовали в Лондонском медицинском центре, и супруги Масленниковы сегодня отбывают за границу. Лондон для своей вынужденной эмиграции выбрал сам Григорий Владимирович, которому давно хотелось побывать в туманном Альбионе. Лечение в медицинском центре было достаточно дорогим, но предусматривался полный пансион для самого болезного и сопровождающего его лица, кроме того, режим пребывания был средним между постельным и курортным. Так что, если кто-то захочет проверить, лечится пациент или не лечится, пожалуйста. Конечно, лечится: получает эффективные физиопроцедуры, витамины и сбалансированную диету. Кроме того, пациент нуждается в полноценном отдыхе, поэтому сейчас он на прогулке.