Эта шальная мысль пришлась как раз на последние слова моего «доклада». И так прочно засела в мозгу, что отвести изумленный взгляд от лица главы Совета меня заставило только тихое шипение отца:

— Айден, приди в себя. И прекрати пялиться, ты не на ярмарке!

Я поспешно уткнулся глазами в пол. На несколько минут в тронном зале повисла тишина, а потом мэтр Сит-Эмон торжественно возвестил:

— Он сказал правду!

По тронному залу пронесся едва уловимый вздох облегчения. А бесстрастный голос Тараниса Ри'Корсора проговорил:

— Благодарю, ваше величество. И вас, господин унтер-офицер. У меня больше нет вопросов.

— Надеюсь, сомнений — тоже, мэтр Таранис? — улыбнулся его величество.

Я, не сдержавшись, приподнял голову: глава Совета Одиннадцати уже оставил кресло и сейчас стоял вровень со своими сподвижниками. Ответной улыбки Лёринц Третий не дождался, зато дождался что-то большего.

— Новой войны мы не допустим, — сказал фений. — Барон Дан'Шихар будет немедленно лишен титула, имущества и места в Совете. С дальнейшим наказанием разберемся позже, как и с соучастницей Кормака. Мэтр Сит-Эмон выяснит, кто она, — насколько я могу судить, дар у них один и тот же… Призвать к ответу верхушку Торгового гастальдата будет тяжело — сами понимаете почему. Но мы попытаемся. Что же касается кнеса де Армиша…

— Он уже взят под стражу, — чуть склонил голову его величество. — И вскоре разделит участь вашего приграничного барона, достопочтенный мэтр. Вместе со своими подручными… Унгария и Фирбоуэн заключили мир. И пока я жив, я буду солидарен с вами — новой войны мы не допустим.

Лёринц Третий сделал паузу, а потом добавил:

— В отношении же известного нам обоим лица, стараниями коего по большому счету было сохранено это хрупкое равновесие… Унгария дарует ему прощение. Словом императора.

Ри'Корсор, помедлив, коротко кивнул:

— Да.

Я недоуменно наморщил брови: что означало это двусмысленное «да»?.. К кому оно относилось — к его величеству или к тому самому «известному лицу»? И… что это вообще за «лицо» такое? Вздохнув, я мысленно махнул на все рукой. Надоело. У меня и так голова ушибленная, доламывать никакого желания нет… Пусть их всех! Хочу домой. Не важно, куда конкретно — к отцу, в казарму, в «Кротовью нору»… Главное, чтобы темно и тихо, и подушка под щекой, и Брысь в ногах… И Матильда рядом — она так красиво читает по-лаумейски…

— Айден?.. Что с тобой?

Я хотел удивиться такому вопросу, но не смог. Ноги стали ватными, во рту пересохло, а глаза сами собой начали закрываться. Кто-то, кажется генерал Ференци, стиснул руками мой локоть. А потом…

Потом я увидел высокий потолок отцовской спальни. Задернутые шторы. И часы в углу, стрелки которых показывали половину шестого. Вечера? Или утра?.. «Ну и горазды ж вы дрыхнуть, капрал Иассир! — ухмыльнулся я, сладко потягиваясь. — Караул-то не проспали? Эх, опять от Стефиана нагорит, как пить дать… Хотя ему б такую перину, так мы бы еще посмотрели, как он по тревоге учебной поднялся бы!»

Я замер. Перина? Какая перина? Что я вообще здесь делаю?! Ведь еще минуту назад перед глазами была физиономия лысого фения, тронный зал императорского дворца и…

Светлые боги!..

Я же уснул! Уснул самым идиотским образом — в присутствии императора Унгарии, фенийского Совета Одиннадцати и всех-всех-всех… какой позор! На всю страну, нет, на целых две!.. И при отце, при великом кнесе де Шасваре!..

— Ы-ы-ы-ы…

— Айден? — Надо мной возникло лицо генерала Ференци. Он почему-то улыбался. — Ну как ты?

— Для покойника — неплохо, — прохрипел я, избегая смотреть ему в глаза.

— Ну что за чушь. Хороший сон еще никому не вредил.

— Просто до меня никто не пробовал засыпать на аудиенции у императора… О боги! Это уже не позор, это конец!.. Как же меня, лопуха, угораздило?!

Улыбка на губах его превосходительства стала шире.

— Это не тебя, сын. Это нас с Конрадом! А ты просто под горячую руку сунулся с новостями…

— Не понял.

— Успокаивающие капли, — весело пояснил отец. — Конрад порцию не рассчитал, когда их для меня с водой мешал. Там дозы на весь Совет Одиннадцати хватило бы, ты еще долго продержался… Ну-ну! Все в порядке. Его величеству мы все объяснили.

— Долго сердился? — вздохнув, поинтересовался я.

— Долго смеялся… Да ты лежи. Торопиться больше некуда. Я тебе лично увольнительную задним числом подписал. И с Цингером поговорил насчет его жены… Отдыхай. Успеешь еще набегаться.

— В каком смысле? — Я все-таки сел на постели. — Да я выспался, папа. Правда! Какой ценой, даже думать не хочу… А где его светлость? Остался в Сегеше или…

— Остался. Обещал быть завтра к обеду. Так сказать, принести официальные извинения за конфуз… и заодно поздравить с повышением.

— Тебе дали генерал-аншефа?! — ахнул я.

Папа, смеясь, качнул головой:

— Нет, капитан Иассир. Но у вас, пожалуй, такие шансы в будущем есть.

— Капитан? — булькнул я. — Меня… повысили? Повысили, а не разжаловали за дезертирство?..

— Ну, мы с Конрадом придерживаемся несколько другой версии, — потрепав меня по плечу, фыркнул генерал. — Которую, кстати, начальнику вашего гарнизона и озвучили. Вместе с указом его императорского величества… Поздравляю, герой-разведчик!

— Спасибо, — выдавил из себя я, с трудом веря, что все это мне сейчас не снится. Капитан Иассир. Капитан!.. Значит, я вернусь на службу, в новом чине, с новым — совершенно другим! — жалованьем, и не в казарму, нет: старшему офицерскому составу положено казенное жилье. Как у капитана Лигети — пусть и не бог весть какие хоромы, но… Я знаю, Матильде понравится.

Я буду очень стараться, чтобы ей понравилось!

— Айден. — Отец кашлянул. — Я рад, что так поднял тебе настроение, но это не все.

— А что же еще? Персональный выезд и адъютант? Нет, я не то чтобы против, однако…

— Дом в Эгесе. И вот это.

Генерал с благоговейным трепетом положил на одеяло широкие кожаные ножны. Они были простые, ничем не украшенные, видавшие виды, но кое-где вытертый тисненый узор из прихотливо сплетающихся коротких слов на староунгарском был знаком даже последнему ополченцу. «Честь стоит жизни» — это был девиз правящего дома… Я, не веря своему счастью, обхватил пальцами изогнутую рукоять и выдернул из ножен черненый клинок. Легендарный Страж, которым еще полумифический унгарский герой Гедеон Могучий защищал границы новорожденной империи и который я не мечтал даже потрогать… теперь — мой?! Утопленный в рукояти черный опал насмешливо блеснул, соглашаясь.

— Дар императора, — сказал его превосходительство. — За особые заслуги. Цени, сын!..