себе эту картину, Локон поежилась.

«Неужели я всерьез надеялась, что мне удастся то, чего до сих пор не совершил ни один опытный моряк? – подумала Локон. – И чем только я думала? И что я вообще здесь делаю? Разве я капитан? Притвора, вот я кто!»

Разумеется, Локон сильно себя недооценивала.

(Пожалуйста, изобразите удивление.)

Если принимать во внимание недавние события, то Локон, как мне кажется, превзошла даже саму себя. Кроме того, это сущая правда, что ни одна из многочисленных высокородных особ, осмелившихся плыть к Полуночному морю, не вернулась назад. На страницах этой книги вы уже встречались по меньшей мере с одной такой особой. Помните красавчика в самом начале истории? Того, чьи челюсть и интеллект отлично подошли бы мраморному бюсту? Согласитесь, это не самый высокий стандарт.

Несмотря на все доводы рассудка, Локон по-прежнему испытывала неуверенность в собственных силах. Сбежав по трапу на среднюю палубу, в так хорошо знакомый коридорчик, и, задержавшись у двери в свою прежнюю каюту, девушка почувствовала ностальгию по тем денькам, когда она могла часами сидеть и читать про споры, внемля успокаивающему перестуку шагов по дощатому настилу над головой. Поступь Дугов всегда ей казалась такой уверенной, как будто в шарканье их подошв присутствовала некая нарочитая размеренность. Словно они исполняли старинный танец, ритм которого знали в экипаже все, от капитана до юнги.

И вот настал день, когда Локон нежданно-негаданно возглавила этот экипаж. Стала для матросов тем человеком, в ком они не должны сомневаться.

За этими мыслями девушка подошла к каюте Улаама. Она коротко постучала, и доктор почти сразу предложил войти. Улаам сидел и изучал свою руку, на которой вырос шестой палец. Локон перевела дух: наконец-то нормальная, привычная картина!

– Локон, я польщен твоим неожиданным визитом, – заговорил Улаам, примеряя кольцо на новый палец. – Ты пересмотрела свои взгляды и готова принять мое предложение?

– Спасибо, но нет, – ответила Локон. – Я очень привязана ко всем моим пальцам.

– Это типично, дорогая. Потому-то Отец и изобрел скальпель. Ты выглядишь потерянной. Случилось что? Давай-ка присаживайся. Сейчас я вскипячу воды.

Локон присела, а Улаам принялся колдовать над пластиной, которую он каким-то образом накалил без огня и спор. Врач поставил чайник, повернулся и внимательно посмотрел на Локон:

– Говори, пожалуйста. – Опершись на стойку, Улаам сложил серые пальцы в замок.

– Улаам, – произнесла Локон, – мне не одолеть Колдунью.

– Разумеется, не одолеть, – кивнул врач.

– Тогда чего же от меня ждут остальные? С каждым днем я все сильнее переживаю, что подведу их. Можно сказать, я в ужасе от этой мысли.

– Мм, понимаю… – пробормотал Улаам. – Но как я могу избавить тебя от тревог? Давать успокоительное нет смысла. По сути, тебе сейчас не о чем беспокоиться…

– Не о чем?! – воскликнула Локон. – Вы в самом деле так думаете?

– Не о чем. Видишь ли, на самом деле никто не верит, что ты победишь Колдунью. Полагаю, экипаж склонен больше верить в свою погибель. Так что ты не разочаруешь нас, дитя. Колдунья погубит команду. Так или иначе. Всех до единого.

Локон застонала.

– Ну пошутил, пошутил, – ухмыльнулся Улаам. – Меня Колдунье не убить. По крайней мере, я в это верю. Хотя готов биться об заклад, она думает иначе. Но даже если она как-то справится со мной, то Хойд ей уж точно не по зубам. Даже в его теперешнем состоянии. Поэтому умрут только остальные члены команды.

От услышанного у Локон закружилась голова.

Следует отметить, что чувство заботы о ближнем Улааму совсем не свойственно. Как я уже говорил, таким он был не всегда. Его народ кое-что потерял, когда отпала необходимость мимикрировать под людей. Я не преувеличу, сказав, что они, избавившись от этого бремени, на протяжении десятилетий приобретали все более выраженные личности. Несмотря на эту особенность, Улаам, безусловно, лучший врач из тех, кого мне доводилось встречать. Если вы слишком впечатлительны, но помощь Улаама вам все-таки нужна, придя на прием, сразу попросите его зашить себе рот. Вполне вероятно, он найдет эту идею достаточно оригинальной.

Как это ни удивительно, в тот день, беседуя с Локон, лекарь сам понял, что наговорил лишнего. Оказывается, даже существо, склонное к эмпатии не более, чем разъяренный эму, способно иногда уловить эмоциональное расстройство ближнего.

– Дитя, – произнес Улаам, – я…

– Да как вы можете?! – рявкнула Локон. – Как вы можете сидеть тут и равнодушно наблюдать за происходящим? Что с вами не так?

– А? Мм… – удивился Улаам. – Хе-хе-хе! Ни к чему так лязгать зубами! Если хочешь лишить меня головы, то для этого здесь найдется несколько видов пил…

– Улаам, от ваших шуток не легче, – упрекнула его Локон, поднимаясь со стула.

Хочу заметить, Улаам не шутил. В его хозяйстве имелись три хирургические пилы. Улаам не стал мешать Локон расхаживать из стороны в сторону, как и не стал снимать с раскаленной пластины засвистевший чайник.

Локон вдруг осознала, что Улаам со своими речами не так уж и бесполезен. Он снова упомянул Хойда. И сделал это, похоже, намеренно. Какой ему резон вспоминать о юнге, что постоянно пускает слюни?

И хотя Улаам был существом, обладающим поистине неизмеримым потенциалом, во мне он, похоже, признавал существо более высокого порядка.

Улаам уже не в первый раз вот так между делом вспоминал про Хойда. И наконец-то до Локон дошло.

– Мне не следовало срывать на вас зло, – переведя дыхание, извинилась Локон. – Вы уже неоднократно помогали мне советом. Говорили то, о чем совсем не обязаны были говорить. Я… не имею права требовать от вас большего, да еще и злиться. Прежде никогда не смела так себя вести.

– Вероятно, это мне даже на пользу, – сказал Улаам. – Возможно, тебе следует огрызаться почаще. Конечно, у меня это уже далеко не первый случай, но я постоянно забываю, что смертные живут в непреходящем стрессе.

– И все же вы правы, – сказала Локон, направляясь в противоположную сторону тесной каюты. – Я веду экипаж на верную гибель. Какое безрассудство, какая глупость все это путешествие! С самого начала, когда я рисковала только собственной жизнью, было ясно, что из затеи со спасением Чарли ничего хорошего не выйдет. Я не могу принуждать других идти вместе со мной на заведомое самоубийство.

– Локон, ты никого не принуждаешь. – Улаам наконец встал, чтобы заварить чай. – Ты заметила, как изменилась походка Дугов за последние дни? А как они держат голову? Пускай косвенно, но Дуги – соучастники злодеяний Вороны. И они это прекрасно сознают… Ты не манипулируешь ими; наоборот, предлагаешь им шанс реабилитироваться и восстановить свою человечность. Они и сами хотят спасти