У меня была и другая причина вывести наши собрания из катакомб. Я все еще просыпаюсь по ночам, охваченная паникой, когда мне снятся кошмары о том, что я видела во Тьме, когда Фредди едва не утащили в ее глубины. Когда я думаю, что он мог остаться в таком страшном месте. Во Тьму удаляется все самое чудовищное в этом мире, но только после того, как перестает ходить по земле. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы не приближаться к ней и держать других членов клана подальше.

В маленькой нише у двери негромко звонит колокольчик, стало быть, ко мне кто-то пришел. Я беру трубку телефона, висящего на стене.

– Кто это, Теренс? Ах да, Шарлотта. Пожалуйста, скажите ей, чтобы она поднялась ко мне в обсерваторию. И не могли бы вы принести нам джин и тоник?

Еще одно преимущество обсерватории перед катакомбами – это то, что здесь я могу принимать своих друзей. Я никогда не смогла бы пригласить их в Большой зал, даже если бы его существование не надо было держать в секрете.

Ко мне поднимается Шарлотта, как всегда оживленная, следом за ней идет Теренс, пожилой дворецкий, неся поднос с напитками. Мне известно, что он немного боится высоты и ему приходится преодолевать себя, чтобы ходить по моему саду на крыше. Ему, конечно, далеко до Уизерса, но он молчалив и усерден, и, поскольку на войне потерял глаз, ему было бы трудно найти другое место. Он вместе с другими слугами живет в комнатах для прислуги, расположенных в подвале, что устраивает и его, и меня. На первом этаже находится ресторан, из которого владельцам квартир могут доставлять еду, к тому же у меня есть небольшая кухня, где Теренс готовит завтрак и ужин. Для мамы непостижимо, как мне удается так жить, но я нахожу свой нынешний образ жизни блаженно простым и дающим мне куда больше личного пространства, чем давала жизнь на площади Фицрой.

– Лилит, дорогая! – Шарлотта целует меня в щеку, затем садится в шезлонг и снимает шляпу и перчатки. – О господи, здесь я чувствую себя так, словно пришла посмотреть на какую-то редкую птицу в ее расположенном на верхотуре гнезде.

– Тогда я, наверное, орел?

– Нет, не орел. Он слишком хищный.

– Тогда, может быть, сова? Ведь я ночная птица.

Теренс подносит нам по высокому бокалу джина с тоником с большим ломтиком лайма и изрядным количеством льда. Потом берет шляпку и перчатки Шарлотты и несколько нетвердой походкой идет к двери лифта на другом конце сада.

– Нет, сова тоже не подойдет. Совы слишком упитанные. А, знаю! Ты феникс! Ты восстала из пепла дома на площади Фицрой и взлетела на этот высокий насест, такая же яркая и великолепная, какой была всегда.

Я смеюсь.

– Шарлотта, что за вздор! Я наименее яркий человек из всех, кого знаю.

– Ну, как хочешь. – Она отхлебывает напиток. – Должна сказать, что, хотя этот твой дворецкий и нетвердо держится на ногах, он готовит отличный джин с тоником.

– Он постепенно осваивается.

– Не представляю, как ты обходишься без камеристки. Видит бог, в наши дни жутко трудно найти хороших слуг. Всех, кого имеет смысл нанять, сразу же расхватывают другие. После войны многие прекрасные горничные забили себе голову новомодными идеями и не хотят больше работать прислугой. Как же теперь жить? Мама говорит, что, если так пойдет и дальше, нам придется продать Гленгэррик.

– Не может быть. Ведь это поместье принадлежит твоей семье несколько поколений. Неужели вы не можете обойтись меньшим количеством слуг?

Шарлотта смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

– Лилит, дорогая, ведь мы говорим о моих родителях. Они не представляют, как можно «обходиться», когда речь идет о прислуге. По их мнению, твой образ жизни ужасно странен. Нет, боюсь, спасать их придется мне. Я просто-напросто должна буду побыстрее выйти замуж, и притом за человека, у которого куча денег.

– Весьма откровенная речь. И как, у тебя уже есть на примете счастливый жених?

– Не подкалывай меня. Легко тебе говорить. Ты же заполучила одного из немногих приличных холостяков. Кстати, как поживает душка Льюис? – Шарлотта поудобнее усаживается на шезлонге и отпивает еще джина с тоником.

– Прекрасно, спасибо за интерес.

– Наверняка он считает дни, оставшиеся до свадьбы. Представляю, какой она будет пышной. Жаль, что на ней не будет отца. – Она для проформы замолкает, прежде чем добавить: – Но, надо думать, за графа выходить приятнее, чем за виконта.

Я знаю, что мне следовало бы с неодобрением относиться ко многому из того, что присуще Шарлотте, но она была мне верным другом в трудные времена, и она заставляет меня улыбаться.

– Уверена, со дня на день к твоей двери прискачет рыцарь в сияющих доспехах на белом коне и попросит твоей руки, – говорю я.

– Ха! С тех пор как закончилась эта мерзкая война, я получила всего два предложения о браке. Одно от друга моего отца, который вдвое старше меня, а второе от Стики Стэкпоула. Кто-то должен сказать этому малому, что пышные борода и усы отнюдь не скрывают его мелкий подбородок и еще более крошечный ум.

– Но он невероятно богат.

– Вовсе нет. Когда вы с Льюисом поженитесь и объедините состояния Монтгомери и Харкуртов, самой богатой семьей в Лондоне станете именно вы. – Она на миг задумывается, потом устремляет на меня пытливый взгляд. – Ты что-то отощала. Хорошо питаешься?

– Теперь ты говоришь, совсем как моя мама.

– Никто не оценит твое изумительное свадебное платье, если ты будешь худосочной.

– Я это учту.

– Скорее всего, это оттого, что ты нервничаешь из-за свадьбы.

– До нее же еще несколько недель.

– Но она будет великолепна. Думаю, в ожидании ее любая девушка сидела бы как на иголках. Если, конечно, дело только в этом.

– Что ты хочешь этим сказать?

Она выпрямляется и кладет ладонь на мою руку.

– Ты ведь рада, что выходишь замуж за Льюиса? Да, знаю, я отпускаю шутки насчет того, что хочу выйти замуж из-за денег и все такое, но ты же понимаешь, что я думаю на самом деле. Выходить замуж нужно только по любви. И ты любишь своего жениха, да?

– Конечно, люблю, – с легкостью, порожденной длительной практикой, отвечаю я. Не знаю, кого я пытаюсь убедить, Шарлотту или саму себя.

– Просто он хочет сыграть свадьбу уже так давно, а ты до недавнего времени всегда говорила «нет».

– Обстоятельства меняются, Шарлотта. И люди тоже.

– Да, наверное. Вот только…

– Шарлотта, если ты хочешь что-то сказать, то говори.

Она снова выпрямляется и ставит бокал на столик из светлой древесины ясеня. Затем берет обе мои руки в свои и крепко сжимает.

– Просто мне кажется, что ты не выглядишь как невеста, которая безумно влюблена в жениха.

– О, Шарлотта, мы же с тобой не какие-то глупые девчонки…