он снова и снова разглядывал собственное отражение. Вытянул руку, дотронулся до темного стекла.

И улыбнулся мертвыми губами.

Закон был прост: освобождая Скупщика, ты занимаешь его место.

Илья сразу увидел их всех — тех, кто был до него. На мир его глазами глянул веселый татуированный парень-гитарист — пятнадцать лет назад, принимая ванну, он запилил для Демона свое последнее неумелое соло на любимом «Фендере», а после порезал вены. До него ключ на шее носила печальная сестра милосердия, милая нимфа с зелеными глазами — когда-то подарив своему Демону последнее объятье, она утопилась вместе с ним в ледяной реке. Еще раньше поэт со скучной внешностью коммивояжера смог выманить Демона в дешевый трактир и пустил себе пулю в висок. Старуха-белошвейка три века назад, крепко держа своего Демона за руку, проткнула себе сонную артерию вязальной спицей. Были и другие, еще раньше, но след их терялся во тьме. Каждый, так же, как и Илья, не смог смириться с продажей таланта — и однажды нашел своего Скупщика. Или он нашел их.

Словно множество рук одновременно дотронулось до его плеча, передавая вахту. Тоска почти отступила, засев тонкой холодной иглой где-то внутри. На Илью из огромной витрины смотрел человек в капюшоне. Наконец-то все встало на свои места. Вернее, теперь он сам был на своем месте.

За спиной, высоко в небе, пылала жирная маслянистая луна. Тьма была такой густой и влажной, что, зачерпнув ее рукой, можно было лепить снежки. Илья усмехнулся. Он не чувствовал себя ни живым, ни мертвым. Все в мире отныне было подвластно его воле и все ускользало, больше не принадлежа ему.

В его распоряжении была вечность. А сам он был просто тенью на тротуаре.

Постояв, Илья заправил цепочку с ключом под куртку, застегнул замок почти до самого горла и поправил капюшон. Проверил кончиками пальцев, на месте ли блокнот, лежащий в кармане широких штанов. Поправил рюкзак с запрятанной внутри светящейся стеклянной банкой. Сунул руку в карман куртки и нащупал там плоский кусок пластмассы и кучу спутанных проводов.

Достал, какое-то время смотрел на старенький плеер на своей ладони. Панель, прикрывающая отсек для батарейки, давно отлетела, да и самой батарейки внутри не было. Но рука уверенно нажала на кнопку включения, и крохотный экран тут же вспыхнул неярким оранжевым светом. В плеер был закачан всего лишь один альбом — «Get a Grip» группы «Aerosmith», девяносто третьего года. Илья улыбнулся, сунул в уши две крохотных затычки от наушников, перемотанных изолентой, и нажал на play. И в голове немедленно зазвучали развязные гитарные рифы.

«Talk is cheap, shut up and dance!» Чумовой у них все-таки получился альбом!

«Don’t get deep, shut up and dance!»

На другой стороне улицы мелькнул черный силуэт — Илья повернулся. Темная фигура, чуть замедлив шаг, отсалютовала ему, приветствуя новичка, и скрылась в переулке. Илья знал, кто это, знал, куда именно и зачем спешит случайный Демон. Он знал все, что ему хотелось знать, — но ответы на вопросы уже не имели особого значения.

Махнув рукой вслед исчезнувшему во тьме призраку, Илья сунул руки в карманы и зашагал по улице — такой же призрак, не узнанный никем и никуда не спешащий.

Сначала нужно было заскочить на Покровку — определить в Хранилище приобретенный его предшественником талант. А потом, пока он ясно и отчетливо помнит, кем был при жизни, ему нужно успеть кое-что сделать.

Эпилог

Чайник закипел, завибрировал и выключился с громким щелчком. Кирюша, не сразу услышав этот звук, вышел из оцепенения и оторвал взгляд от темного окна. Встал с табурета, прихрамывая и чуть опираясь на гипс, которым была покрыта правая нога почти до бедра, левой рукой, уже привычным и почти ловким жестом, налил себе в чашку кипятка, насыпал сахара и принялся его размешивать, погруженный в разрозненные мысли. Думал ни о чем и обо всем сразу.

Тело еще ныло при каждом движении, но он к этому привык и боли практически не замечал. Сунув в рот кусок печенья и бросив мимолетный взгляд на экран телевизора под потолком, в котором о чем-то без звука вещала говорящая голова из новостной передачи, Кирюша подхватил чашку и направился проведать, как там изволит почивать Антонина Всеволодовна.

Девчонка спала, разметав в разные стороны крохотные ручки и сложив губки бантиком. Кирилл, улыбаясь, какое-то время наблюдал, как она старательно сопит во сне, потом подоткнул под Антонину Всеволодовну одеяло, убрал в сторону полосатого, уродливого, но горячо любимого ребенком кота, которого Ритка сама сшила из старого пальто, и уселся с чашкой в низкое кресло в углу комнаты.

Когда Ритка вышла на работу, Кирилл оказался в роли няньки — чему был несказанно рад. Честно говоря, Кирюша сам напросился сидеть с ребенком, когда соседи на работе или уходят в гости. Денег он с них не брал из принципа. За это растроганная Ритка открыла Кирюше неограниченный доступ к своей вкуснейшей стряпне. К тому же, забота о беспокойной смешливой пигалице отлично отвлекала от мрачных мыслей. Да и чем еще мог бы заняться Кирюша после выписки из больницы — теперь, когда у него не осталось ничего?

Функции няни позволяли Кирюше свободно передвигаться по квартире, и он по большей части обретался либо в кухне, либо в Риткиной с Севой комнате, пока соседей не было дома. К себе он пробирался лишь поздно ночью, чтобы провалиться в тяжелый, лишенный сновидений сон.

Комната душила его, лишала сил. В ней он ежесекундно натыкался на свидетельства своей былой, безвозвратно ушедшей жизни и бездарно потерянного таланта. Со стен на