Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нее было ощущение, что она не просто оправилась после долгой странной болезни, почти отнявшей у нее силы, а вообще впервые проснулась этим утром. Впервые вышла в огромный, охваченный предновогодней суетой город. И впервые заказала себе громадную чашку кофе в кофейне, насквозь пропахшей корицей и карамелью.
Девушка за стойкой выкрикнула: «Татьяна!» и выставила на стойку высокий картонный стакан, на котором размашисто было выведено ее имя. Татьяна забрала свой латте вышла на улицу.
— Девушка! — буквально через пару шагов окликнул ее мужской голос.
Татьяна обернулась.
За спиной обнаружился высокий парень в черной куртке с капюшоном. Сунув руки в карманы, он разглядывал ее в упор цепким, почти бесцеремонным взглядом.
— Вы меня не помните? — поинтересовался незнакомец.
Она озадаченно улыбнулась, внимательней вглядевшись в человека в капюшоне. Серые глаза, точеные скулы, открытый, немного ироничный взгляд. Кажется, в глубине его глаз затаилась печаль. На плече незнакомца висел объемный рюкзак из кожи. Татьяна старательно пыталась вспомнить хоть что-то, что могла касаться личности неожиданного собеседника — но память была пуста.
— Нет… — подумав, она покачала головой. — Не помню.
Парень помедлил, широко улыбнулся в ответ.
— Извините, я обознался! Хорошего дня! — и он легко дотронулся до ее руки.
И в ответ на это мимолетное прикосновение в ее памяти вспыхнуло яркое воспоминание. Татьяна была уверена, что однажды она и этот человек, держась за руки, шли через Большой Каменный мост. Когда это было и как вообще такое могло быть — растерянная Татьяна не ответила бы, но то, что эта прогулка имела место — вне сомнений! Она была так же реальна, как чашка кофе в ее руке.
Татьяна удивленно вскинула глаза на собеседника — но странный парень уже ушел. Растворился в толпе. Остались только легкий звон в ушах и странное щемящее чувство в груди, даже не тоска, а ее легкий отзвук.
Татьяна помассировала висок — и звон исчез. А вместе с ним исчезли и тяжесть в груди, и странное воспоминание о никогда не случившейся прогулке. Озадаченно оглянувшись, Татьяна пожала плечами, сделала глоток горячего пряного кофе и зашагала в сторону офиса. Ей не терпелось поскорее взяться за новые эскизы — агентство получило большой заказ, и внезапно расщедрившийся шеф назначил ее руководителем этого проекта.
Илья следил из толпы за тонкой фигуркой, спешащей по своим делам. Память Татьяны была светла и легка — в ней не осталось ни следа о том, что с ней приключилось ушедшей осенью. Она не помнила ни того, как они познакомились, ни того, как он предлагал ей выставляться в его Галерее. Ни того, как он впервые поцеловал ее в темном подъезде. Ни того, как однажды ночью он вернул ей талант, выдрав и уничтожив лист из старого мятого блокнота. Теперь он был Скупщиком — а значит, после расторжения договора художнице нельзя было помнить о нем ничего. Да и вообще, ни к чему молодой впечатлительной особе знать, что Демоны существуют.
К счастью, в своде правил, описывающих процедуру возврата таланта, был пункт о том, что при необходимости нужно стереть подробности о личности Скупщика из памяти возможных свидетелей — так что Женя тоже никогда не вспомнит, что она и ее подруга какое-то время были лично знакомы с хозяином галереи «Свирель». Согласно новой версии событий, работы Татьяны для выставки отобрали представители одного культурного фонда.
Что касается самой галереи, то она сгорела в ту же ночь, когда Илья побывал у Татьяны дома. Бензин он разлил собственноручно, пробравшись внутрь после закрытия, — не хотел пропускать такого удовольствия. Спички ему не понадобились — в последний раз окинув взглядом огромный темный зал, увешанный его работами, он ностальгически улыбнулся, щелкнул пальцами, и огненные искры ослепительными пчелами разлетелись во все стороны.
Он намеренно обрушил крышу, чтобы пожарный расчет не рискнул пробиваться внутрь. Сидя на соседнем здании, он наблюдал, как складываются хлипкие стены, как бьются и осыпаются окна, и как огонь, повинуясь его мыслям, жадно пожирает холсты, картон и дерево. Спустя два часа от огромного здания осталась лишь груда камней и оплавленного металла. Галерея «Свирель» прекратила своей существование вместе со своим основателем — подарив журналистам поистине неиссякаемый источник для самых диких гипотез и предположений. Деньги от страховых выплат, согласно внезапно обнаруженному распоряжению владельца, были переведены в один из подмосковных детских домов.
Все, что он оставил себе — карандашный набросок, его собственный портрет, когда-то начатый Татьяной. Незаконченный рисунок обретается теперь на Покровке, в большой гулкой квартире, в которой никто не живет.
Что касается его самого, то… Парень с татуировками, его навсегда ушедший наставник, приврал, сказав однажды, что имена и подробности его человеческой жизни уже не имеют значения. Ирония в том, что чувства и эмоции остаются — пока ты здесь, пока несешь свою призрачную вахту. И единственное, что у тебя есть, — память.
Илья все еще провожал взглядом фигуру Татьяны — но вот толпа пешеходов хлынула с перекрестка на мостовую, и светлый затылок с задорно торчащей прядью волос окончательно исчез из виду.
Пиво было разбавленным. Антон сделал глоток, прислушался к послевкусию, и скривился. Найти бы арт-директора этого богом забытого рок-бара, Олечку, и заставить ее саму пить то дерьмо, которое разливают артистам! Но Олечка уже уехала, сунув Антону в гримерке после концерта мятый конверт с унизительным для группы гонораром. Три тысячи на четверых. Три тысячи!
Антон мрачно покачал головой, завязал узлом на затылке мешавшие дреды, забрал со стойки четыре бокала и направился в дальний угол зала, где за столом, обложившись инструментами в кофрах, сидели барабанщик, басист и саксофонист.
— Пиво здесь говенное, — предупредил товарищей Антон, выставляя на стол запотевшие кружки.