Я смотрела на нее и думала, почему флегматики, люди замедленные в словах и движениях, легче в общении, почему с ними проще, почему у них лучше характер и вообще они привлекают к себе каким-то спокойным теплом? Может быть, потому, что им лень реагировать на мелочи и ерунду, они тяжеловесны и инертны, их сложно разозлить, и они не отвлекаются ни на конфликтные ситуации, ни на людей, их провоцирующих.

Вон Катька так ни разу на меня по-настоящему не обиделась, хотя сколько раз могла бы, и даже я ни разу не обиделась на нее. И не потому, что я такой уж агнец, а потому, что на нее нельзя обижаться — злобы в ней суетливой нет. А вот у быстрых и энергичных людей, я посмотрела на Матвея, энергия клокочет внутри и выплескивается на окружающих, и она, энергия эта, пусть даже искрящаяся, делает человека неровным, нервно реагирующим и потому тяжелым подчас.

Я вспомнила, что вообще всегда боялась в жизни слишком активных людей. Они пугали меня своей энергией, я никогда не задумывалась почему, просто сторонилась их чисто инстинктивно. А сейчас поняла — я подспудно пыталась избегать их мгновенных порывов, которые могут быть положительными и приятными, а могут и нет.

— Ну ведь правда, — продолжал Матвей, — женишься... — и тут же поняв, что совершил ошибку, он оговорился: — Или не женишься, какая разница, на милой, наивной, какой еще... простодушной, — подобрал он наконец замысловатое слово, — девочке. А не проходит и пары лет, как из нее получается, заметьте, из любой получается, расчетливая, смотрящая на мир не просто практично — хищнически, уродка.

Он даже сам поморщился от жуткости созданного им образа и, видимо, почувствовав, что перегнул, добавил:

— Но самое лучшее слово — циничные. По жизни циничные — и в любви, и в работе, и в делах, и вообще в целом по отношению к жизни.

Я знала, что защищаться не нужно, лучше сразу перейти в контратаку.

— Ну, ладно, — подхватила я его тон, — а мужики что, лучше, что ли?

— В том-то все и дело, — обрадовался Матвей, я, видимо, вмастила и нарвалась на заготовочку, — в том-то и дело, я не против практичности, я — за. Я за то, чтобы жизнь учила, но жизнь-то всех по-разному учит. Посмотрите на мужиков, они хоть и бьются, как ломовые, куда им до баб в практичности и расчете, а главное, в цинизме. Возьмите почти любого, он ведь еще что-то хочет, о чем-то мечтает, он еще летает порой, ему еще сны снятся. Но бесполезно все это, баба не дает, к земле тянет и, что же сделаешь, притягивает своим неподъемным балластом.

— Ладно, летун, — сказала Катька, видимо, и ее заело, но сказала миролюбиво, мол, угомонись, еще не то наболтаешь, — о детях, о доме подумать, я понимаю, не твоя забота.

— Во! — опять обрадовался Матвей. — В этом все и дело. Стартуют все вроде как с одной точки, поначалу, может, мы и не менее циничны, чем они, даже более, наверное. Но движение происходит как бы в разных направлениях: мы с возрастом устремляемся к идеализму, а бабы — в обратную сторону. Вот и приходим к разным финишам. И странно это, и непонятно почему. Он прервался,

— Ну, отчего же, все отлично понятно. — Я вздрогнула от неожиданного голоса Марка. — Они более ценный генетический материал, вот жизнь их быстрее и учит. Сам посуди, интуиция и рефлексы у них развиты лучше, приспосабливаются они лучше, стихийные бедствия, голод и болезни переносят лучше, живут дольше, инфарктов у них не бывает. А все почему? А потому, что они нужнее природе, чем мы с тобой. — Он смотрел на Матвея как бы с сочувствием, как бы жалея, что тот не в ладах с природой. — Мы с тобой, Матвей, как мужики саморазрушительны, мы пьем, деремся, воюем, убиваем друг друга, подставляя себя. Потому что не дорожим собой, потому что нас природа не научила, не заложила она в нас выживаемость, не нужны мы ей особенно.

— Почему это мы ей не нужны? — не понял Матвей и даже, похоже, обиделся, за что это его так природа не оценила.

— Да потому, что не нужны, — настаивал Марк. — Причина проста: мужчина, по идее, может зачать любое количество детей, а женщина — только очень ограниченное. Вот и получается, что избыток мужчин природе изначально не требуется, поэтому и обрекла она нас на раннее и быстрое вымирание.

Марк делился своими знаниями тем самым поучительным тоном, который когда-то так раздражал меня, но который сейчас был мне безразличен.

В общем, никто не возражал, все были согласны — действительно, чего их жалеть, мужиков-то.

— Именно потому, — продолжал Марк, обращаясь все также к Матвею, — женщины приспосабливаются быстрее и набираются, как ты говоришь, цинизма тоже быстрее, чем мужчины, — обыкновенная защитная реакция природы.

Все молчали, Матвей, казалось, не знал, что возразить, ведь Марк просто дополнил только что им же, Матвеем, сказанное. Я попыталась было сменить тему, но Марк меня перебил, видимо, многомесячное общение с книжными героями, если и не утомило его немного, то, во всяком случае, пробудило в нем многословие.

— Вот, например, еще парадокс. В какой-то статье я читал, впрочем, достаточно давно, об одном социологическом опросе, анонимном, конечно, среди женатых мужчин и замужних женщин. Так вот, вопрос звучал так: «Если бы у вас был любовник, в скобках любовница, то что бы вы сделали?» Дальше требовалось выбрать один из трех предлагаемых ответов. Первое: «ушли бы от мужа, в скобках жены», второй вариант: «бросили бы любовника, в скобках любовницу», — мне стало интересно, будет ли он до конца упоминать про скобки. — Третье: «сохранили бы статус-кво, то есть постарались бы остаться и с мужем, в скобках женой, и с любовником, в скобках любовницей».

Я улыбнулась, смеяться было бы уж слишком неприлично, все ж-таки на людях.

— Результат был ошеломляющий, — Марк выдержал паузу, чтобы после нее, видимо, нас ошеломить. — Выяснилось, что подавляющее большинство женщин либо уходили к любовнику, порывая с мужем, либо оставались с мужем, порывая с любовником. Мужчины же, наоборот, старались изо всех сил сохранить статус-кво, то есть сохранить и жену, и любовницу одновременно. — Он обвел аудиторию победоносным взглядом. — Они, те, кто проводил исследование, интерпретировали результаты опроса тем, что мужчины подсознательно саморазрушительны. Ведь вести двойную жизнь и физически, и эмоционально, и материально крайне обременительно, что в конечном счете сказывается на здоровье и на качестве жизни в целом. Женщины же, наоборот, делая выбор, ограничивают свои затраты, щадя себя и уменьшая потери.

— Вот она, победа дарвиновского учения, — не выдержала я в конце концов, не в силах больше слушать эту муть, это популистское приложение к вульгарной газетной статейке.

Слава Богу, он понял и замолчал, а может, ему просто надоело, просто желание говорить было исчерпано, и именно потому он больше не произнес за весь вечер ни слова.

И хотя Матвей пытался развить тему, наверное, для него она была актуальной, и признался, что, полностью подписывается под результатами опроса, ни у кого желания ни спорить, ни обсуждать больше не обнаружилось, и тема заглохла сама по себе.