обращать,

Свиданья ждать покорно за могилой.

Из цикла НАДПИСИ НА ТРИНАДЦАТИ ГОРОДСКИХ ВОРОТАХ

Фердинанду Брюнетьеру

НА ВОРОТАХ ЖРИЦ

О жрицы, до колен вы поднимите ваши

Одежды легкие, залитые светло

Заката отблеском румяным, и чело

Венчайте розами. С собой возьмите чаши,

Где черных бабочек и пчелок золотых

Изображенья есть. Волну кудрей густых

Пред зеркалом, смеясь, вы заплетите в пряди;

Кристалл разбейте тот, из чьей зеркальной глади

Ваш лик смеющийся глядел лишь миг назад,

В лучистом сумраке из храма по две в ряд

Вы выйдете затем. Пускай зефир свободно

Играет тканями покровов дорогих;

Молчание храня, и на плечах нагих

Богини статую неся поочередно,

Пройдите городом, где с нею ежегодно

Вы совершаете медлительный обход.

Напейтесь из ручья под пальмою высокой;

Когда же двинетесь обратно в тьме глубокой,

О жрицы, бойтесь вы неровностей дорог.

Склоните голову у каменного входа,

Дабы вы не могли, переступив порог,

Богини статую разбить об арку свода.

НА ВОРОТАХ КОМЕДИАНТОК

Повозка у ворот. Бледнеет луч денницы,

Заколосилися везде поля пшеницы,

Резвится Фавн в лесу и Нимфа — у ручья,

И, вместе с летнею таинственной порою,

Вернулась к нам опять бродячая семья

Затем, чтоб воскресить искусною игрою,

При помощи румян и маски изменив

Знакомые черты — наивный древний миф,

Иль басню старую, а также — прелесть вечной

Бессмертной сказки той, животной, человечной

И близкой божествам, которую в тени

Дубравы и пещер, исполненных прохлады,

Сатиры желтые и белые Дриады

Разыгрывают так, как и в былые дни.

Спешите, час настал, и ждет толпа в молчаньи.

Во взоре у детей и кротких стариков

Вам улыбается приветно ожиданье.

Ворота, скрытые под тяжестью венков,

Гостеприимная открыла вам столица;

Вы приближаетесь, держа в руке цветок —

Нарядные плащи, расписанные лица,

И каждая из вас, чтоб он упасть не мог,

Шнурует свой котурн, переступив порог.

НА ВОРОТАХ НИЩИХ

Нас гонит ураган и леденят морозы,

И лица нам кропят холодным ливнем слезы.

Нет ничего для нас ужаснее зимы,

Когда, готовые упасть среди дороги,

С мольбою к путнику взываем тщетно мы.

Собаки яростно у нас кусают ноги,

И ласточка задеть старается крылом;

В лесу сторонятся от нищих боязливо,

Хотя мы никому за зло не платим злом —

Затем, что слышали мы часто, как тоскливо

Шумит и плачет вихрь в прибрежных тростниках,

И часто видели, как в алых облаках

Над лесом и холмом вдруг загорались зори

И как светило дня закатывалось в море...

Терновник был для нас безжалостным врагом;

Когда ж мы на пути порой встречали камень,

Отказывался он служить нам очагом:

Похож на золото расплавленное пламень,

Из нас же каждый нищ, беспомощен и наг.

Закрыты все дома для нищих и бродяг;

Ты, Город роскоши и царственных чертогов,

Ты принимаешь всех: гетер и астрологов,

И дверь железная для тех лишь заперта,

Кого преследует и гонит нищета.

Проклятие тебе! Проклятие отныне

И во веки веков в слепой твоей гордыне!

Здесь, у ворот твоих, о медный их замок

Швырнул я данный мне с презрением кусок.

НА ВОРОТАХ НОВОБРАЧНЫХ

Забрезжила заря в дали небес прозрачной.

Возьми расписанный светильник восковой,

Который озарял восторги ночи брачной.

Вчера, когда, обряд исполнив вековой,

Мы вместе с шествием порог переступили,

То провожатые нам факел засветили

И ими уголь был возложен на очаг.

Сулит Грядущее нам радость или мрак —

Оно для нас одно и то же с той минуты,

Хотя бы выросли одни кусты цикуты

Там, где любуемся мы розами теперь.

Пробрался первый луч в растворенную дверь.

Вставай! Горит восток в сияньи бледно-алом,

Надень дорожный плащ и перстень твой с опалом,

И с факелом в руке — мы выйдем за порог.

А если над землей лежит покров тумана —

Дай руку мне твою, чтоб поддержать я мог

В пути шаги твои. Вкруг старого фонтана

Мы трижды обойдем, где, вся обнажена,

Спит нимфа юная, в струи погружена.

Вот разливается заря по небосводу,

Светильник погрузи, ненужный больше, в воду.

Пойдем на взморье мы иль в лиственную сень,

За аркою ворот нам блещет ясный день,

И пусть легко звучит под аркой из гранита

Певучий