Такое поведение союзников ослабило решимость Владислава, но вездесущий Чезарини не мог позволить королю отступить в самый последний момент.

– Сербский деспот так говорит, потому что боится гнева султана больше, чем гнева Господа нашего! Думаю, что по дороге на Адрианополь следует ненадолго задержаться в его резиденции в Смедереве, пусть он посмотрит на славных мужей, отправляющихся в этот поход, и, быть может, тогда его решение изменится в нашу пользу.

– Вряд ли это произойдет, – хмуро проговорил Янош Хуньяди. – Все это время Бранкович вел тайные переговоры с султаном и наверняка заключил выгодный для себя мир за нашей спиной. Боюсь, на его поддержку нам рассчитывать не приходится.

– Не может такого быть! – воскликнул Владислав, отбрасывая письмо прочь. – Георгий не только наш союзник, но и мой личный друг, я глубоко уважаю его и никогда не поверю, что он может поступить бесчестным образом!

– В таком случае вам нужно переговорить с ним лично, – предложил Хуньяди. – Отправимся в Смедерево, как подсказал вам господин кардинал.

– Что же, я поговорю с ним, – кивнул Владислав. – Уверен, он не откажет мне в помощи.

* * *

20 сентября 1444 года (окрестности Смедерева)

Богатые дары, которыми сербский деспот одарил Владислава, не могли смягчить царящего в шатре напряжения.

– Значит, мы не можем рассчитывать на твою поддержку, – медленно проговорил польский король.

Георгий Бранкович, которому был явно неприятен этот разговор, ответил:

– Я уже много раз говорил тебе: для войны сейчас не самое подходящее время. Когда ты ехал сюда, наверняка видел, в какой ужасной разрухе пребывает мое государство. Еще немного, и страну охватят голодные бунты, о каком походе может теперь идти речь, когда даже мои воины недоедают!

– Содержание твоих людей я готов взять на себя, – сказал Владислав. – Они получат и еду, и одежду, если нужно.

– Но кто тогда будет охранять мои земли и восстанавливать разрушенные города? – вопрошал Бранкович. – Пойми, я с радостью отдал бы тебе все, что имею, даже головы своей не пожалел, коль в том нужда была бы, но ты и сам видишь – мне нечем помочь тебе. Прими добрый совет, ведь я прожил достаточно на этом свете и знаю, о чем говорю: повремени со своим решением, пусть турки думают, что ты держишь свое слово, и когда пройдет достаточно времени, мы соберем такую армию, с которой султан не в силах будет совладать.

Владислав с минуту размышлял над словами деспота.

– Возможно, ты прав, – сказал наконец король. – Но поворачивать назад уже слишком поздно. Очень скоро султан узнает, что я иду на него войной, и не станет медлить с ответом. Поэтому у меня есть только один путь – наступать и побеждать врагов на их территории, пока они сами не пришли в мой дом. Поверь, я бы не пришел к тебе в столь сложный час, если бы действительно не нуждался в твоей помощи.

– Я знаю об этом, – ответил Бранкович. – Но позволь еще раз воззвать к твоей мудрости, государь. Ведь все еще можно исправить: пока не пролита кровь, договор о мире останется в силе и…

– Довольно слов! – резко вмешался в разговор Янош Хуньяди. – Мне самому не по душе этот поход, но если уж идти на турок, то идти надо всем вместе. Только так у нас появится возможность победить.

Бранкович, приподняв одну бровь, с негодованием посмотрел на венгерского полководца.

– Ты, воевода, всегда рассуждал как обычный солдафон. Тебе никогда не понять, что война – это лишь один из инструментов, с помощью которого можно добиться желаемой цели. Разумный правитель прибегает к ней лишь в случае, когда другие методы оказываются бесполезны, ибо лучше расплачиваться золотом и обещаниями, чем человеческими жизнями.

– Не тебе рассказывать мне о войне и ее последствиях, деспот! – прорычал разгневанный Хуньяди. – С мечом в руке я всю жизнь защищал страну от неисчислимых врагов и никогда не прятался за спинами солдат. В боях я потерял всех своих друзей, которых знал с детства, а моего брата турки изрубили прямо у меня на глазах. Поэтому не нужно, повторяю, рассказывать мне о цене человеческой жизни, я не раз платил эту цену и готов заплатить ее снова!

Достойные слова воеводы произвели впечатление на всех присутствующих. Даже в глазах Георгия Бранковича появилось уважение к прославленному венгерскому полководцу.

– Я не умаляю твоих заслуг, Янош, – примирительно сказал сербский владыка. – Но как только я узнал об этом походе, то сразу решил, что это твоих рук дело.

– Хуньяди здесь ни при чем, – вмешался Владислав. – Наоборот, он, как и ты сейчас, был против этого похода. Но теперь, как видишь, долг христианина возобладал…

– …над здравым смыслом, – услышал я тихий шепот Хуньяди.

– …над предрассудками, и теперь он с нами. Решайся и ты!

Георгий Бранкович печально покачал головой.

– Боюсь, мы зашли в тупик. Мне не под силу переубедить вас, а вам – меня. Прости, государь, но я осмелюсь лишь повторить сказанное: война против османов сейчас губительна для всех нас, и этот поход принесет лишь новые беды на нашу землю. Я сказал все, что хотел, теперь можешь поступать так, как велит тебе твой долг и твое сердце, но позволь тогда и мне поступать аналогичным образом. Если ты все же решишь продолжать, что начал, – нам с тобой не по пути.

Владислав вышел из шатра деспота в крайне расстроенных чувствах. Сорвав с шеи золотой медальон, он бросил его в пожелтевшую листву. Янош Хуньяди внимательно наблюдал за королем, поглаживая свои длинные, спадающие к самому подбородку усы.

– Этот урок пойдет ему на пользу, – шепнул мне воевода, однако в глазах его затаилась печаль. – Пусть знает, что в политике не бывает ни друзей, ни союзников. Впредь он будет полагаться лишь на собственные силы.

– Верно, но без помощи Сербии наш поход заранее обречен на провал, – заметил я. – В одиночку мы не выстоим против султана.

Хуньяди задумчиво взглянул на небо. Там, под грозовыми тучами, парил одинокий орел, выслеживая свою добычу. Мы молча наблюдали за ним. Вдалеке прогремели раскаты грома, и в этот самый момент кем-то метко пущенная стрела настигла птицу. Орел затрепыхался, схватил клювом торчащее из груди древко, попытался еще раз взмахнуть крыльями, чтобы улететь, но все было напрасно. Птица рухнула на землю спустя несколько мгновений, а подстреливший ее лучник уже спешил забрать свой трофей.

Воевода повернулся ко мне:

– Вот видишь, Константин. Орел безраздельно царит на небе. Он силен, быстр и уверен в себе, ибо нет другой такой птицы, что была бы способна низвергнуть его с небес. Но вот он лежит здесь, в пыли у наших ног, убитый предательской стрелой обычного наемника.

Хуньяди вздохнул.

– Судьба всегда наносит удар оттуда, откуда его ждешь менее всего. И как бы высоко ты ни взлетел, какую бы власть ни обрел, жизнь может отобрать все это в один момент. Поэтому я лучше двинусь на встречу с врагом, которого хорошо знаю, чем обзаведусь союзником, чьи помыслы мне неизвестны.