она попробовала включить телефон и войти в Игру, но безуспешно. В этом проклятом детском доме не было вай-фая!

Закусив зубами подушку, Лина вспомнила, что дома перед сном мама всегда предлагала молоко с пряниками. Лина терпеть не могла молоко, но сейчас ей нестерпимо захотелось выпить стакан-другой, смахивая с губ усы от снежно-белой пены. Кровать оказалась жёсткой, а одеяло тонким. Кроме того, рядом с ней спали ещё семь девчонок. Одну из них, рыжую, кажется, звали Мариной, остальных Лина не запомнила да и не старалась запоминать. На кой они сдались, если можно прекрасно общаться с друзьями по Интернету.

На сим-карте ещё оставались какие-то деньги на экстренный случай, но Лина понимала, что больше мама платить не станет. По старой памяти Лина продолжала называть Светлану Кирилловну мамой.

Спать не хотелось. Лина села на кровати, но сразу же услышала шёпот рыжей Марины:

— Ляг. Нам не разрешают вставать. Можно только сходить в туалет и обратно.

— Мне как раз туда надо, — бросила Лина и нащупала тапки. Тапки были свои, из дома, и ночная рубашка с халатом тоже. Лина засунула телефон в карман махрового халата с вышитым утёнком и пошлёпала к туалету в конце коридора.

На ходу она вспомнила, как воспитательница бубнила про ремонт и про то, что к весне у каждой комнаты будет свой туалет, а пока надо потерпеть временные неудобства. Ничего себе временные! Пока дойдёшь — успеешь три раза намочить штаны или проснёшься окончательно.

Надежды на то, что в туалете появится Интернет, не оправдались. В расстройстве Лина открыла кран, нагнулась и попила воды. Струя воды обрызгала лицо и обшлага халата. Она поплелась обратно, забралась в постель и от расстройства мгновенно заснула.

Проснулась она от неясного шевеления возле кровати. Словно бы рядом пробежала кошка. Чтобы включить ночник-гномик, Лина пошарила рукой в изголовье, но вспомнила, что гномик остался на десятом этаже красивого нового дома с парком под окнами и полным холодильником вкусной еды.

По спине пробежал холодок возмущения, который усилился, когда она увидела, что у кровати стоят две девушки и дружно потрошат её рюкзак.

— Что вы делаете?

Резво соскочив с кровати, Лина попыталась вырвать рюкзак из рук полной девушки с короткой стрижкой. Другая, широкоплечая и белобрысая, больно двинула её локтем в живот:

— Молчи, сявка, когда взрослые разговаривают.

— Отдайте рюкзак! Не имеете права! — заметалась Лина.

Широкоплечая ощерила зубы, как собака перед укусом:

— Катька, прикинь, какая смелая.

Они разговаривали довольно громко, и Лина думала, что девочки в комнате сейчас проснутся, зажгут свет и эти две гадины уберутся восвояси. Но все лежали, закрывшись одеялами с головой, и не шевелились. То, что она осталась одна на всём белом свете, до Лины дошло, когда в карман белобрысой перекочевал телефон.

— Прикинь, не абы какой, а навороченный смартфон, — довольно сказала белобрысая. — Я как раз собиралась менять гаджет.

Обе девки заливисто захохотали.

Игра! Завтра должно прийти самое главное задание, от одного упоминания о котором начинала кружиться голова от восторженного страха, перемешанного с нетерпением. За последний месяц на этом задании уже три игрока слетели на нулевой уровень: один не смог перебраться с балкона на балкон десятого этажа, другой сгорел в трансформаторной будке, а третий выстрелил себе в лицо из травматического оружия.

Горячая ярость подбросила Лину вверх.

— Не трогай телефон!

Скрючив пальцы, она кинулась на девицу. Лягать ногами, кусать, бить. Перед глазами Лины замелькали белые пятна. Чья-то рука схватила её за волосы и с размаху опустила лицом вниз. Когда нос расплющился о колени, Лина захрипела от боли.

— Пожалуешься — убьём.

Телефон, Игра, Интернет — всё исчезло в карманах белобрысой твари. Лина валялась на полу в проходе и кусала губы, чтобы не выть. В висках колотились злость и отчаяние. Кое-как преодолевая дурноту, Лина подтащила к себе вывернутый наизнанку рюкзак. Рядом валялись карандаши. Бандитки забрали ластик в виде медвежонка и фонарик. Лина подобрала скомканные трусики и вытерла ими кровь из носа. Одна красная капля упала на кармашек рюкзака. Лина вспомнила, что там лежала чайная ложка, утащенная у Маргариты Ильиничны. Она достала её дрожащими пальцами. Обыкновенная ложка — вот и всё, что осталось теперь от прежней жизни. Отсюда, из детского дома, то, что было ненавистным прежде, показалось вдруг сверкающей сказкой. «Мама, как ты могла? Как могла?» — застряло комком в горле.

Вопрос «за что» Лину не терзал, потому что она знала ответ на него и готова была биться головой об стену, чтобы вернуть всё назад и исправить. Но было поздно. Безотчётным движением Лина зажала ложку в кулак и прижала к груди, словно прося о помощи.

* * *

Пирог с лимоном принесла дочка. Готовила она неважно, а на выпечку была мастерица. С восхитительно-карамельной корочкой пирог царствовал посреди стола и ждал гостей. Фриц Иванович расставил чашки с блюдцами и озабоченно подумал, что совсем забыл про салфетки. Куда же он их положил? Может быть, в стол? Или в шкаф? С лёгкостью переносясь в прошлое, память упрямой ослицей отбрыкивалась от настоящего. Салфетки обнаружились на книжной полке между энциклопедией и детективным романом.

Покойная жена стойко придерживалась столового этикета и никогда не забывала поставить рядом с тарелкой салфетку, затейливо сложенную пирамидкой. Даже когда они жили в общежитии, Фриц Иванович неизменно находил красиво накрытый стол с плетёной хлебницей и хрустальной солонкой. Хлебница с солонкой были единственными, что сохранилось в семье жены после войны и эвакуации. Подумав, Фриц Иванович достал с полки солонку и торжественно водрузил её на почётное место рядом с пирогом, очень уж захотелось прикоснуться к дорогой памяти ангела Леночки.

Женился Фриц Иванович поздно, уже будучи диссертантом, и не по любви, а от одиночества.

Друзья и сослуживцы ближнего круга общения создавали семьи, заводили детей, ели тёщины блины и обсуждали, чья жена лучше закручивает помидоры или солит капусту. Порой их маленькие семейные радости проходили испытание ссорами. Кое-кто из знакомых успел жениться, развестись и снова вступить в брак, он же всё не мог пережить крах первого сильного чувства к Полине, Поленьке, и душевно маялся то ли от чувства собственной вины, то ли от того, что несправедливо обижен.

Поэтому, когда дамы с кафедры шепнули Фрицу Ивановичу, что аспирантка Леночка смотрит на него с восхищением, он не стал тянуть кота за хвост, а купил букет цветов, шоколадку «Алёнка» и сделал ей предложение. Леночка носила толстую русую косу, имела голубые глаза и мягкий характер. Он старался, очень старался стать хорошим мужем, но