рецепты и нормы) была не только не нужна, но и даже опасна. Полностью обойтись без нее было нельзя, ибо Каролингская и Оттоновская империи не могли существовать без универсального латинского языка и имперской идеи. Акцент неизбежно делался на политическом аспекте. В результате эти ренессансы оказались плохо контролируемым процессом. «Языческое» содержание раннехристианских текстов стало жить своей собственной жизнью и неизбежно вступало в противоречие с целью строительства царства божьего на земле, объединенного христианской верой, во главе с вселенским императором, избранником Божьим. Хотя Священная Римская империя формально просуществовала до начала XIX в., она не смогла стать даже слабой копией античного Рима. Сказанное стало одним из факторов, облегчивших переход «Северной Европы» на иной вариант развития, основой которой стала идея регионального («национального») государственного объединения.

Второй вариант использования «античной» основы характерен для средиземноморской части цивилизации. Здесь своеобразный «насос» вытаскивал на поверхность «городскую античность» исламскую культуру в Испании и на островах Средиземного моря (шло глубокое сканирование античной истории и культуры вплоть до V в. до н. э.), ереси, Крестовые походы.

В результате на одном временном поле со схоластикой мы наблюдаем существование и развитие двух разновидностей ренессансов:

1) «северный» – на территории, где преобладали аграрная экономика и стремление к политической интеграции в рамках «империй». Это ренессанс служебный, проводящийся «сверху», с акцентом на христианской античности (сакральной части культуры), носивший политико-юридический характер (из всего «римского наследия» интересовали больше всего имперское устройство и монархические аспекты римского права);

2) «южный» – на территории, где преобладали городская экономика и республиканское устройство (самый яркий пример – Флоренция). Это ренессанс спонтанный, снизу, с акцентом на языческой античности (секулярной части культуры) и культуре (педагогика, литература, искусство, философия).

Уже за счет этого наблюдается столкновение разных вариантов «античности». В то же время необходимо заметить, что простое копирование «античности» бесплодно, только диалог с ней и даже сопротивление ей и создает возможность развития новой философии. Какофония усиливалась также за счет столкновения различных пластов античности, прежде всего греческой и римской, и нарастающего противоречия между основными античными языками. Нужно учитывать, что европейская средневековая культура трехъязычна, т. е. активно использует еврейский, греческий и латинский языки. Каждый из этих языков в своей истории и в своих текстах отразил определенный региональный культурно-исторический синтез. Эти языки дали и базовые понятия: еврейский – Бог, греческий – космос, латинский – культура. Если видеть, что средневековая цивилизация представлена не только аграрной экономикой, но и достаточно представительной городской традицией, то еврейский и греческий варианты демонстрировали два возможных пути развития общества. Еврейский – аграрный (возможность перехода на более интенсивный путь прерывалась периодическими нашествиями соседних племен и народов и тем, что еврейский мир оставался частью более обширного и подвижного мира семито-хамитских народов). Здесь был акцент на моноэтническом развитии. Греческий – торгово-ремесленный, поэтому акцент делается не на консервации культурного образца, а на динамике ценностей и рыночных отношениях, перспективах социально-секулярного развития полиэтнического мира. Латинский язык развивался в период складывания средиземноморского «мира», и он делает акцент на синтетическом варианте. У истоков же «европейской» цивилизации безусловно решающую роль сыграл греческий язык. Он широко распространялся во втором «мире» (первый (Вавилон) создали «халдеи») и был первым средиземноморским международным языком (lingua franca). Однако будущие средиземноморские политические центры (Афины, Рим) оказались в стороне от зон традиционного экономического и культурного расцвета. По мере все большего расхождения судеб Западного и Восточного Средиземноморья базовый текст («Библия») начнет раздваиваться. Греческий вариант (Септуагинта) уйдет на Восток и в «православном мире», ядром которого была Византия, на его основе расцветет автокефальная конструкция («куст»), ибо этот мир был шире империи как зоны распространения греческого языка (на Западе эти две территории практически совпадали). Еретиков (монофизиты, павликиане) преследовали здесь чаще из-за необходимости поддержания церковного единства и сохранения стабильных экономических отношений с Западом. На Западе будет создаваться латиноязычный вариант (Вульгата), именно она и станет впоследствии Священным Писанием для Европы.

Первые острые проблемы, не порождавшие еще конфликты, появляются как результат попыток осмыслить тандем Священное Писание / Священное Предание. Нужно было вставить греческих и римских авторов (уже конфликт!), Библию, Св. Предание, средневековых авторов. В условиях выстраивания рядом с имперской вертикалью новой социально-политической горизонтали, связанной с городом и нарождавшейся региональной королевской властью, выход цивилизации на новый этап развития кажется хаотичным и бессмысленным. Культура осуществляет вопрошание к дихотомии «Бог – Мир» с целью доказать, что Бог не оставил мир в условиях надвигающегося хаоса. На следующей стадии (Ренессанс / Реформация) важнейшей станет дихотомия «Человек – Бог», в новое время: «Человек – Мир».

Происходит и своеобразный «бунт» той «античности», образ которой в V–VI вв. в рамках первых средневековых ренессансов (Остготское, Вестготское) был создан так называемыми последними римлянами. Они, пытаясь сочетать готскую государственность, греческую образованность и христианскую «нравственность», акцент сделали именно на последней, иначе говоря, на практической, рецептурной части культуры. Данный синтез был хорош для раннего средневековья, но теперь он вступает в конфликт с множеством новых реалий внутреннего и внешнего происхождения. Попытки примирить их были обречены на чисто косметический эффект, необходимы были глубокие общекультурные преобразования.

Схоластика и стала первоначальной формой ее осмысления и защиты цивилизационной парадигмы. Не случайно основными проблемами схоластической философии стали проблемы бытия Божьего, соотношения божественного и человеческого, роли человека в истории и культуре.

В определенном смысле схоластика представляет собой движение, которое уделяло большое внимание рациональному подтверждению религиозной веры. Принято считать, что схоласты апеллировали или к Платону, или, позднее, к Аристотелю, однако в их поле зрения всегда оставалась Библия. Схоласты не выделяли ее среди предметов своего изучения как особо выдающееся произведение, но никогда не подвергали сомнению авторитет Священного Писания. Даже Пьер Абеляр в своей работе «Да и нет» («Sic et non»), утверждая диалектику как единственный путь к истине, делает исключение для Священного Писания. Он утверждал, что, помимо Библии, нет ничего непогрешимого, даже апостолы и Отцы церкви могут заблуждаться. Учение Абеляра в силу еще некоторых причин было воспринято как богословская ересь, но оказало огромное влияние на схоластику и богословие.

Оживляются эсхатологические ожидания. Христианская эсхатология достигает максимума своего развития и в то же время возрождается присущая переходным периодам актуальная эсхатология. Если в рамках иудейской традиции она была связана с наличием двух вех – «Творения» и «Конца мира» как создания «новой земли» (внешняя «рамка» для «истории»), то средневековая христианская «история» обрела свои «начало» и «конец»: «Первородный Грех» как момент нарушения гармонии и «завета» с «Богом» и «Страшный Суд» как момент, фиксирующий «возвращение в Эдем». Это обусловлено «волновым» характером развития эсхатологической составляющей христианской философии истории.