Она резко повернулась, чтобы оказаться лицом к Лохивану.Мысленным взором она видела радугу — и линии, на что изо всех враадов быласпособна только она. Они означали одно и то же, дело было только в восприятии;но они воплощали жизненную силу, мощь этого мира. Силу, которой в нужнойстепени пока могла управлять только она.

«Пусть только мое заклинание подействует! Пусть только ононе окажется слишком сильным!»

Поднялись облака пыли, и именно поэтому она решилаиспользовать как основу свое обволакивающее заклинание. Фонон мог думать, чтоона решила уничтожить чудовище, но Шарисса не смогла бы этого сделать. Она небыла одной из Тезерени и потому лишила бы Лохивана свободы — если бы ей этоудалось.

Лохиван, на уме у которого явно была лишь жажда крови, необращал внимания на то, как пыль все более и более толстым слоем оседает у негона теле. Тезерени, однако, решили обратить это в преимущество. Теперь, когдаглава клана находился в безопасности, они использовали мечи. Один из них нанесудар и попал Лохивану в руку. Тот попробовал ухватиться за лезвие, нопромахнулся.

— Остановитесь! Убейте его, только если вам придется этосделать! — крикнул Баракас. Такое решение вряд ли понравилось воинам, но ониподчинились.

К этому времени Лохиван понял: что-то не так. Драконья мордаискривилась в зверином гневе, и он со смертельной ненавистью взглянул наединственный, как ему казалось, источник этой неприятности.

— Шарис-с-са!

Из-за его крика она почти утратила сосредоточенность. Еслибы ее не настолько утомила скачка, заклинание было бы завершено. А так по мереприближения к его концу волшебнице приходилось труднее и труднее, и каждаясекунда напоминала об угрозе.

— Шарис-с-са! — Он с трудом, замедленными движенияминаправлялся к ней. Сначала она подумала, что глаза обманывают ее, но затемпоняла, что он и в самом деле испускает сияние. Лохиван боролся с заклинанием.

— Нет! — Она бросила на заклинание все оставшиеся у неесилы.

Уродливая фигура застыла на месте — глиняная статуя зверя,впавшего в ярость из-за того, что не смог расправиться хотя бы еще с одной,последней жертвой.

— Хвала Дракону Глубин! — прошептал Баракас.

— Вы могли бы поблагодарить и Шариссу! — пробормотал Фонон.

Волшебница облегченно улыбнулась и едва не упала на рукиэльфу.

— Мои силы были почти на пределе!

Один из воинов пошел взглянуть на потерявшего сознаниетоварища. Другие ждали около покрытой серой коркой фигуры, подняв мечи и повернувголовы в шлемах в сторону своего господина.

— Что нам делать, отец? — спросил Геррод, все еще сидевшийверхом на своем дрейке.

Баракас посмотрел на него, на Лохивана — а затем на Шариссу.Его голос вначале дрожал, но он быстро преодолел постыдную слабость.

— По седлам. Всем. Немедленно.

— А как поступить с убитыми, государь? — спросил один извоинов.

— У нас нет времени ими заниматься. Запомните их имена — иэтого будет достаточно, чтобы они обрели бессмертие.

Шарисса покинула Фонона и подошла достаточно близко, чтобытихо шепнуть Баракасу:

— Заклинание не навечно удержит его здесь. Он становится всесильнее и сильнее… а его тело к тому же и увеличивается.

— Задержит ли его заклинание достаточно надолго для того,чтобы мы успели отъехать далеко отсюда?

— Должно задержать, но…

Повелитель Тезерени повернулся и медленно направился ксвоему дрейку.

— Тогда это вес, что мне нужно знать.

Геррод подъехал к Шариссе и Фонону, по бокам от него шли двадрейка с пустыми седлами. Он подал поводья эльфу и сумрачно улыбнулся Шариссе.

— Не проси, чтобы я объяснил это решение. Я, пожалуй,удивлен точно как же, как и ты.

Раненому Тезерени помогли усесться на дрейка. Своей рукойему придется заняться по дороге. Другой воин, теперь пришедший в сознание,нуждался в том, чтобы кто-нибудь из собратьев помог ему править дрейком, но вцелом, похоже, чувствовал себя прилично. К тому времени как Шарисса уселась вседло, остальные были готовы продолжать путь. Баракас направил последний долгийвзгляд на все еще неподвижную фигуру, а затем дал сигнал трогаться.

За горизонтом их ждала крепость со своими тайнами.

Когда они оказались неподалеку от стен крепости Тезерени,возникло ощущение, что они прибыли и чересчур рано, и чересчур поздно.

— Ворота открыты, — сказал им Фонон, когда они находилисьеще довольно далеко от крепости. Его глаза были намного зорче, чем у остальных.Когда-то для враадов было бы пустяком приспособить зрение к своим надобностям,но ни одному из них и в голову не пришло даже упомянуть об этом — настольконепредсказуемым сделалось колдовство.

— Я не слышу ничего, кроме щебета птиц на деревьях, — добавилГеррод. — В крепости тихо.

Шарисса взглянула на Баракаса — его руки до такой степенинатянули поводья, что было удивительно, как они еще не лопнули. Она видела, чтоповелителя Тезерени охватило непреодолимое желание как можно скорее въехать вворота крепости и увидеть, что же постигло его Империю, но его удерживала тасамая привычка к дисциплине, которую он же и воспитал у клана. Ни один воин непомчится сломя голову навстречу опасности, если только он при этом что-то незадумал.

Солнце нового дня едва взошло над горизонтом. Никто незаговаривал о трагической борьбе Лохивана с самим собой, опасаясь увидеть товыражение, которое возникало на лице Баракаса при малейшем намеке на этопроисшествие. Кроме того, пора было подумать о том, что ожидает их впереди — ио том, не стоит ли повернуть дрейков и направиться прочь.

— Всем оставаться вместе, — наконец пробормотал Баракас. Онначал погонять своего дрейка, но Шарисса потянулась в его сторону и положиларуку на его плечо. Он обратил к ней почти невидящие глаза.

— Предложение… и просьба.

— Какие?

— Темный Конь. Здесь он поможет нам — особенно когда узнает,что я обязательно войду внутрь, невзирая на его протесты. Так будет лучше всегодля нашей общей безопасности.

— Хорошо.