Похоже, французские, испанские и другие добровольцы, присоединившиеся к легиону «Валлония», прибыли сюда ради чести мундира и еще потому, что наверняка слышали передаваемые из уст в уста рассказы о славе легиона. Ведь в боевых сводках немецкой армии легион упоминался не один раз. Кроме того, кое-кто из них говорил мне, что хотел бы присоединиться к Вождю, Дегрелю, чья слава и известность пленяла их.

Здесь, в Ersatz, свободного времени было у нас в избытке – после обычных часов исполнения служебных обязанностей, состоявших из строевой подготовки, проверок и теоретических занятий, о которых я уже упоминал. Очень часто, практически каждый день – кроме тех, когда я исполняю обязанности UvD, дежурного сержанта, – мы, товарищи из легиона и беженцы, собираемся в соседних заведениях, в пивных или в той или иной кондитерской или чайной, где, как ни парадоксально, пьем в основном эрзац-кофе. Заведения, в большинстве своем, расположены на Лайнештрассе. Но есть у нас и другое место сбора, в скверике возле ратуши, который мы окрестили «Бульон», потому что большую часть времени проводили здесь, поглощая разные фрикадельки с очень тонкими тостами. В то время подобного рода заведения назывались закусочные, хотя в нынешнее время (когда автор пишет эти строки) вывеска над ними наверняка гласит «Фастфуд», или «Быстрое питание», поскольку сегодня все спешат куда больше, чем тогда, даже если для этого нет особых причин. Кроме того, наш товарищ Р. Ленгле выбрал это место, чтобы делать наброски людей и рисовать на них карикатуры.

Ядро нашего coterie, тесного круга, составляли Генри Ф., Раймон В. Л., Р. Мархал, Вроонен, Й. Ванденбош, П. Стокман и кое-кто из гражданских беженцев. Мы пользуемся этими благословленными моментами так часто, как это представляется возможным, поскольку знаем, что их больше может и не быть. Придет время, когда одни выздоровеют, другие отправятся на фронт. А сейчас мы просто наслаждаемся моментом. По сравнению с тем, что нас ждет и что мы уже пережили, нам кажется, будто мы живем среди роскоши Капуи[96], хоть и – поверьте мне на слово! – с учетом всех ограничений военного времени! Тем не менее присутствие здесь всех этих беженцев, в том же самом секторе, где расквартированы и мы, не совсем уместно. Несмотря на то что нас это радует, их присутствие никак не способствует сложному делу переформирования дивизии, поскольку нам слишком близки страдания некоторых беженцев, большинство из которых далеко не молоды. Страх за оставшихся дома родных, финансовые проблемы некоторых из них плюс отсутствие одежды, поскольку многие лишились всего, если не считать нескольких жалких чемоданов. К счастью, немецкие социальные службы намерены вмешаться в их положение и помочь большинству, если не всем беженцам.

Одни беженцы нашли работу, другие нет. Не знаю, искали ли они ее или нет. Я не задаю вопросов. Предпочитаю не поддаваться чувству жалости. Не то сейчас время! Эгоистично? Разумеется, но это необходимый, осознанный эгоизм. Что до остального, то, будучи хорошим солдатом, проживаешь лишь по одному дню за раз, пользуясь каждой подвернувшейся благоприятной возможностью, чтобы отвлечься. Я по достоинству ценю каждый день, каждый час. Мой моральный дух крепок как никогда, и мне кажется, что можно сказать то же самое обо всех товарищах вокруг меня.

В течение этого времени переформирование закончилось воссозданием неполной пехотной дивизии. Зенитные и противотанковые подразделения формируются в Бреслау, артиллерийские в Сельчанах, а саперные в Радицко – двух городках в Богемии (Чехии). TTR, troupes de transmission, части связи, дислоцируются в Италии. Здесь, в Ганновере, в Гронау, расположен штаб дивизии, один батальон в Брюггене, другой в Бенсдорфе и Ersatz, запасная рота, в Альфельде. И все это находится в подчинении майора BEM, Breveté d’État-Major, начальника общей части главного штаба. Франц Геллебаут, крупного сложения человек, пользующийся всеобщим уважением как за свой ум, так и человеческие качества, является здесь высшей властью.

Люсьен Липперт, командир, которого нам так не хватает, навещал Геллебаута 12 февраля 1943 года в лагере для офицеров в Фишбеке и спросил, не согласится ли он, в случае его гибели, занять пост командира легиона. Однако никто, особенно легионеры, не сомневался в преданности командира Липперта своим подчиненным, в его заботе о них! Когда, много позднее, после гибели Люсьена Липперта, в процессе переформирования легиона и создания неполной дивизии, наш капитан, Й. Вермерье, отправился к майору Геллебауту в его лагерь, тот, будучи верным данному слову, после краткого отпуска присоединился к нам. Таким образом, легион снова оказался под собственным командованием.

Итак, у нас теперь есть замечательный офицер, майор общей части главного штаба, который, зная, что война проиграна, присоединился к нам, дабы спасти хотя бы то, что еще можно спасти. Об этом он сам говорил мне в наших более поздних беседах, сначала в тюрьме Святого Жиля и потом после его освобождения. Прекрасно осознавая ситуацию, но храня верность профессии, он пришел к нам, против всех ветров и течений! Это и есть чувство долга, как мы понимали его тогда и как понимаем по сей день! Но есть и такие, кто не понимал этого и никогда не поймет, потому что у них нет такого понимания чести, как у нас! Именно поэтому майор Геллебаут сразу же заслужил наше глубокое уважение и нашу искреннюю дружбу. Он был действительно одним из нас. Майор Геллебаут, умерший в 1984 году в возрасте 85 лет, заплатил за выполнение данного им слова и за свою честь 16 годами тюремного заключения.

Жизнь в Альфельде спокойная, дни тянутся неспешно. В первый же час я не только нашел своих друзей и товарищей, но также встретил и старых знакомых среди беженцев. Что ведет к всевозможным разговорам, но даже со своими товарищами из легиона войну мы, по большей части, почти не обсуждаем.

Однако, когда 17 или 18 декабря мы узнаем о генеральном немецком контрнаступлении, ситуация резко меняется! Много позже я узнал – вот смех-то! – что 15 декабря, практически накануне этой большой операции, маршал Монтгомери заявил перед своими союзниками: «На всех фронтах немцы перешли к оборонительным действиям. На самом деле их военное и стратегическое положение не позволяет им планировать сколь-нибудь масштабные операции!»

И более того, из того же самого источника следует: «Немцы должны были концентрировать силы на Восточном фронте, но, вопреки всем ожиданиям, бросили в контрнаступление 30 дивизий общей численностью около 250 000 человек, около 2000 орудий, 1000 танков и 1500 самолетов»[97].

Тогда, 16 декабря 1944 года, маршал Монтгомери должен был гордиться собой! Тем более что еще одна «маленькая ошибка» того же маршала под Арнемом, во время операции «Маркет Гарден» (в нашей военной историографии она носит название Голландская операция. – Пер.) стоила жизни 17 тысяч солдат союзников, не считая 10 тысяч гражданских – намного больше, чем массированное вторжение в Нормандию, которое обошлось союзникам в 10–12 тысяч человек убитыми. И это притом, что для проведения операции в распоряжении Монтгомери имелось 5 тысяч самолетов и 2500 планеров. К счастью для союзников, у них имелись и другие генералы, способные руководить их операциями.