Кажется, сегодня 22 марта, и мы движемся, теперь уже своим ходом, пока 23 или 24 марта не прибываем в Плёвен. По дороге у меня снова началась дизентерия. Благодаря моей осмотрительности у меня не случалось этой беды со времен пребывания в госпитале, после Кавказа. Все дело в еде? Или в воде? Не знаю. 29-го мы выходим из Плёвена в Бергхольц, все это западнее Штеттина (сейчас Щецин в Польше. – Пер.), куда прибываем в тот же день. Здесь, совершенно неожиданно, я встречаю одного из своих братьев! Которого не видел с июля 1944-го. Самое время для проявления братских чувств!

После ночи, проведенной с нашим взводом в амбаре, брата начинает беспокоить состояние моего здоровья. По счастью, имея, как офицер, частные квартиры, он приглашает меня провести ночь вместе с ним. Да, приступ дизентерии заставил меня быстро сбросить несколько килограммов, и это буквально написано у меня на лице. К тому же я чувствую сильную слабость. Еще я встретил санитара, Пьера В. Д. Г., однако после двух дней лечения лучше не стало, и доктор Бью отправил меня в госпиталь в Нойбранденбург.

Переполнен не только сам госпиталь, но и многие занятые для этой цели дома. Повсюду полным-полно больных и раненых, и немецкому персоналу помогают иностранные санитары, русские и поляки, которые предпочли оставить свои страны и следовать за немецкой армией. Многие из больных и раненых спят, как и я, на соломенных матрасах или лежат просто на полу, по восемь-десять человек в палатах, где нет никакой мебели, кроме пары табуретов. Через четыре или пять дней лечения мне становится лучше, и я прошу отпустить меня в свою часть. Доктор не против, но начальник медицинской службы не столь сговорчив.

Тем не менее 7 апреля я возвращаюсь в Бергхольц и на следующий день прошу разрешения присоединиться к своим товарищам, отправляющимся на линию фронта, – к великому неудовольствию своего брата, который не верит, что со мной все в порядке. Мы направляемся к Вольшову и занимаем позиции в дюнах перед озером. Дождя нет, но ночь холодная и сырая, а у меня нет шинели. Озеро перед нами больше напоминает реку. На следующий день связной мотоциклист передает мне приказ явиться в Бергхольц и принять команду новобранцев, чтобы подготовить позиции на озерном участке близ Пренцлау. На дороге Пренцлау-Лёкниц, неподалеку от Брюссова, я почти сразу сталкиваюсь с 30 «бургундцами» в сопровождении еще одного унтер-офицера. Это та самая команда, которую я должен был принять. Дорога из Пренцлау и еще две, идущие дальше на юг, забиты колоннами, направляющимися на север. Несколько отдельных групп солдат, вроде нашей, движутся наоборот, на юг. Я останавливаю колонну из нескольких грузовиков, едущих в том же южном направлении, и мы забираемся в кузова и рассаживаемся на ящиках с боеприпасами. Если мы попадем под обстрел, то нас подбросит в небо – очень быстро и очень высоко.

Путь недолог, и вскоре, на выезде из города, мы слезаем с грузовиков. Грузовики едут дальше на запад, а мы пешком направляемся к Ангермюнде, двигаясь вдоль железной дороги, что должно сберечь нам время. Путь не легкий. Приходится идти по железнодорожному полотну, поскольку обочины непригодны для движения. А тем временем наступает ночь. Нам уже видно первое озеро справа от нас. Мы шагали где-то час, когда железнодорожные пути свернули в сторону от озера. Мы прошли еще два часа, прежде чем они вернулись на прежнее направление. Возможно, это другое озеро, но не видно никаких признаков жизни. Здесь царит полнейшее спокойствие, если не считать мягкого плеска воды в озере и гула отдаленной канонады. Она теперь звучит постоянно; с самого моего прибытия в Померанию и до последнего дня войны грохот орудий станет вездесущим, порой справа от нас, иногда слева и спереди, но бывает, что и позади. Это заставляет нас думать, что мы окружены. И в самом деле, сколько раз у нас не оставалось пути отхода, поскольку Красная армия наседала со всех сторон. Несомненно, русские стараются побыстрее замкнуть кольцо окружения и уверены, что это вопрос всего лишь нескольких часов, если не меньше.

Ночь темная и безлунная, мы почти ничего не видим. Даже не знаем, где находимся. Во время привала приходим к решению, другой унтер-офицер и я, что незачем лезть в волчью пасть или, что больше соответствует моменту, в пасть к медведю! Учитывая то, что мы вышли из Пренцлау полтора дня назад, город, похоже, остался уже далеко позади. Нужно отыскать обитаемые места, какую-нибудь деревню! Мы решаем идти дальше, но с большими предосторожностями, в надежде набрести хотя бы на железнодорожный переезд со сторожкой путевого обходчика. Имя того унтер-офицера выскользнуло из моей памяти. Изо всех сил я пытался вспомнить его. Он состоял в Валлонской гвардии и Национал-социалистическом механизированном корпусе. Как и я, тоже побывал в России. Кажется, что-то вроде Бехетс или Бехагель. И если это действительно он, то это тот самый, что после войны входил в общественный административный совет Сен-Жосс, пока не стало известно, что он один из нас и что, как все мы, был осужден, после чего уволен, несмотря на свою безупречную службу.

Продолжаем путь. Я пойду впереди, справа от путей, а один доброволец слева, чтобы высматривать озера. Остальная группа будет следовать в 30 метрах за нами, а унтер-офицер со вторым парнем пойдут замыкающими, дабы избежать людских потерь. Так мы движемся еще пару часов, ничего не увидев и не услышав. Озер больше нет, по крайней мере в поле нашего зрения. Только сейчас я соображаю, что меня кто-то зовет. Это мой напарник с левой стороны путей. Я взбираюсь на насыпь, и он показывает мне на что-то, что отсюда мне не видно. Подойдя к нему, вижу, как и он, некую темную массу, которую не могу опознать или определить, как далеко от нас она находится. Он остается на месте, а я направляюсь к ней. Почва под ногами вязкая и зыбкая. Метров через тридцать я внезапно обнаруживаю, что стою перед очень высоким зданием, но без видимых этажей, сплошная голая стена. Обхожу вокруг и натыкаюсь на большие старые деревянные двери, слегка приоткрытые. Вхожу внутрь, но для осмотра у меня есть только зажигалка. Это старый амбар, в котором, видимо, раньше держали лошадей.

Возвращаюсь к железной дороге, где остальная группа уже подтянулась к моему разведчику, и мы решаем провести ночь здесь. Заходим в амбар и без всяких промедлений устраиваемся на ночлег. Также решаем выставить двоих часовых: одного со стороны железной дороги, другого возле дверей. Лучше принять меры предосторожности. Порой наша беспечность обходилась нам слишком дорого! Поскольку я не знаю тех, кто со мной, и ветеранов с нами нет, я не уверен, можно ли им полностью доверять. Двойная охрана будет понадежнее. Караул будет сменяться каждый час. Людей у нас достаточно, и все мы устали. Я стану на пост в первый час вместе с еще одним караульным. Подам личный пример, чтобы успокоить новобранцев, а также заслужить их доверие. Сейчас, должно быть, около 23:00 вечера.

Когда я бужу тех, кому полагается сменить нас, то отдаю одному из них свои часы, поскольку ни у кого их больше нет. Я не совсем доверяю своим часам, но лучше такие, чем совсем никаких. Когда я просыпаюсь, то уже около 7:00 утра. Те, кто стоял на посту на рассвете, заметили всего в нескольких сотнях метров от нас деревню! У кого осталось немного хлеба, съедают его или жуют по дороге к деревне. У меня есть немного кофе, разумеется черного и холодного. Прежде чем приблизиться к деревне, мы проходим под автомобильным мостом. Само шоссе раньше не было видно, и наверняка некоторые непонятные отдаленные шумы, которые мы слышали, исходили и от него, а не только от артиллерии. В деревне обнаруживаем несколько «бургундцев», в основном из Ersatz, запасной роты Альфельда, которые вышли из города раньше меня. Они показывают нам свободные квартиры на фермах, и я беру с собой трех человек. Жена фермера готовит нам кофе и дает кое-что поесть, хоть мы даже не просили об этом. Как давно мы не ели такого хлеба! И только сейчас я вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего дня. А эти два больших ломтя копченого окорока, да это просто дар Божий, настоящий деликатес!