В первые дни января продолжается битва при Арденнах, и немецкие войска, похоже, продвинулись еще дальше. В то же время люфтваффе интенсивно бомбили аэродромы союзников в Бельгии, Голландии и Франции, уничтожив или выведя из строя более 500 машин, что стало для союзников крайне неприятным сюрпризом[100].

К середине января мы узнаем об отступлении немецких дивизий, участвовавших в битве в Арденнах, а также об успешном прорыве из осажденной Варшавы группировки немецких войск[101]. К концу января – началу февраля, когда нам становится известно о провале так называемого «наступления фон Рундштедта», умирают последние надежды. Немецкие войска откатываются на исходные позиции, с которых они начинали 16 декабря 1944 года. Битва в Арденнах длилась целый месяц!

Между серединой января и серединой марта происходит несколько событий, о которых мы узнаем спустя несколько часов, несколько дней или даже месяцев после того, как они имели место быть. Одни невероятно комичные, другие драматичные. Среди последних торпедирование русской подводной лодкой С-13 (советская дизель-электрическая торпедная подводная лодка серии IX-бис времен Второй мировой войны. – Пер.) пассажирского лайнера «Вильгельм Густлов», перевозившего более 6 тысяч раненых и беженцев (по заключению Института морского права в Киле, атака была правомерной: «Вильгельм Густлов» являлся законной военной целью, на нем находились сотни специалистов-подводников, зенитные орудия… Имелись раненые, но отсутствовал статус плавучего лазарета. Правительство Германии 11.11.1944 г. объявило Балтийское море районом военных операций и приказало уничтожать все, что плавает. Советские вооруженные силы имели право отвечать тем же». – Пер.). Более чем 5 тысяч из них погибло в водах Балтийского моря при температуре воздуха -20. Но был еще и пароход «Гойя», потопленный другой русской субмариной, что привело к гибели 6 тысяч человек, не считая других плавучих лазаретов, потопленных русскими или союзниками.

Среди других событий с уверенностью можно отметить следующие, наиболее комичные: 2 февраля 1945 года Эквадор объявляет войну Германии и Японии, 8-го числа того же месяца то же самое делает Парагвай! Прямо инфекция какая-то! 12 февраля наступает черед Перу объявить войну Германии и Японии. Египет и Сирия сделали то же самое 26 февраля, Ливан 27-го, Саудовская Аравия 28-го и, в марте, Турция 1-го, Финляндия 3-го, но, как бы в качестве дополнительного покаяния, у последней декларация об объявлении войны имела обратную силу, а именно с 15 сентября 1944 года! Не станет ли подобная запоздалая реакция заразной? Какая разница, пока это далеко от нашей страны! И раз уж мы заговорили об этом, почему бы не использовать обратную силу с 3 сентября 1939 года? Хотя в конце концов стоит пожалеть несчастную Финляндию, которой и без того пришлось несладко.

К тому времени, когда 27 марта 1945 года настал черед Аргентины объявить войну Германии, это сделали уже 53 государства! Какой удар по нашему моральному состоянию – узнать, что все эти банановые республики и иже с ними собираются напасть на нас! Но наверняка все эти страны сказали себе: «Сделаем это ради смеха, а не ради войны!» – поскольку были уверены, что им не придется воевать! Чехарда безумия набирает обороты, и каждый подыскивает подходящее место, где можно убивать!

Между тем 13 февраля, среди прочих немецких городов, две волны бомбардировок обрушились на Дрезден, и только в нем одном погибло от 200 до 300 тысяч человек. Позднее, 6 августа 1945 года, в Хиросиме погибло «всего» 70 тысяч человек! Кровавая бойня в Дрездене[102] была столь ужасающей, что, когда подсчет жертв дошел до 70 тысяч, их просто перестали считать. Трагическое для Японии событие обсуждали значительно больше и даже сняли фильм. Но Дрезден имел для средств массовой информации меньшее значение, ведь немецкие трупы недорого ценятся. Хотя к нам это гораздо ближе! (Согласно Le Petit Robert, 250 тысяч погибших; согласно немецким официальным данным, 300 тысяч. – Пер.)

Тем временем завершилась битва за Будапешт. Нескольким сотням немецких солдат, после отчаянной схватки, удалось вырваться из Буды и пробиться к позициям немецкой армии[103]. В последнюю неделю февраля меня вызывают в Грюненплан, чтобы провести некоторое время в компании нескольких офицеров Валлонской гвардии, но с какой целью, мне неизвестно. Эти офицеры решили не вступать в ряды легиона. Один из них, лейтенант Глб., передумывает и записывается в легион. Но тот другой, который не меняет решения, – это капитан Гб., тот самый, что в Намюре столь страстно убеждал своих подчиненных вступать в легион. Я чувствую, что он находится в крайнем замешательстве, когда мы всякий раз сталкиваемся с ним, поскольку ему известно, что я о нем думаю, – у меня была возможность высказать ему все в лицо. И теперь мне намного лучше, потому что я не стал дожидаться для этого его обличительных речей. Несколько раз меня должны были поселить вместе с ним в казармах, что находятся в нашем расположении под огромной липой. Но я не остаюсь здесь, потому что рана на месте ампутации зажила, и я хочу вернуться к своим товарищам, находящимся на Одере. Я подаю рапорт коменданту Денжи и 2 или 3 марта отбываю в Сак, маленькую деревушку северо-западнее Альфельда.

Меня прислали к унтер-офицеру Фонтиньи, чтобы помочь ему в обучении расположенного здесь взвода. Фонтиньи пришел из Национал-социалистического механизированного корпуса, а 30 человек прибыло из Бельгии в сентябре. Трое или четверо оставили свою работу на немецких заводах, чтобы присоединиться к нам. Мы с Фонтиньи на постое у местного жителя, солдаты в деревенском зале для собраний. Старое кафе служит нам канцелярией. Несколько раз именитые жители деревни, да и остальные тоже приходят, дабы провести немного времени в нашем обществе. Среди них и управляющий местной пивоварней, который, как мне кажется, также и бургомистр. Они приходят поговорить, обсудить с нами ситуацию, спросить, что мы о ней думаем, словно нас посвятили во все секреты небожителей!