В хрисовуле говорится, что хотя сам василевс стоит выше закона и всякого принуждения, и ему позволительно все делать, подобно тому, как цари предшествующих времен лишь свою волю считали единственным и самым сильным законом, но сам Андроник II презрел такое властительство. На первое место василевс ставит справедливость, которую и узаконивает по следующим основаниям. Вопервых, для того, чтобы самому получить большую пользу и обрести любовь Божью, согласно наставлениям Псалмопевца, воспевающего правду (Пс. 10: 7; 36: 25). А, вовторых, для народа, который, взирая на царя, как образец справедливости, станет избегать неправды и содействовать законному порядку в государстве[598].

Василевс принародно заявил, что и помысла не имел служить неправде, но по примеру других царей, своих предшественников, возлюбивших правду, всегда стремился к торжеству справедливости. «Как в огне нет влажности, а в свете нет тьмы, так и у нас не было даже мысли о неправде, и лишь по случайности мы могли нарушать справедливость. Но поскольку первейшей задачей императора является привлечение народа к правде и обеспечение ему поучений, то мы, желая возбудить в римлянах ревность о справедливости, постановили Вселенский суд и назначили судей, покровителей правды».

Новизна закона заключалась в том, что теперь все напрямую могли обращаться к Вселенским судьям, от мала до велика. Решения этого суда должны постановляться без всякого лицемерия, о чем сам Андроник II Палеолог позаботится. Напрасно полагать, будто бы василевс отказывается от своей самодержавной власти и права лично творить закон и справедливость. Нет, в точном следовании византийским понятиям о царской власти император Андроник II Палеолог заявил, что и сам желал бы вершить спорные дела и защищать правду. Но поскольку у него бесчисленное множество других неотложных дел, то он полагает, что Вселенский суд будет исполнять царскую волю и императорские обязанности, делегированные им василевсом, в своих решениях. Обращаясь к самим Вселенским судьям, император просил: «Итак, будьте для меня сотрудниками Божьими, служителями Божьими, союзниками для меня, выступающего во имя справедливости и под покровительством Божьим»[599].

А помощь была императору крайне необходима. После победоносного царствования Михаила VIII Палеолога владения Византии включали в себя: на Балканах всю Фракию и Южную Македонию с Фессалониками, а в Малой Азии – области бывшей Никейской империи. Кроме того, на Пелопоннесе византийцы отвоевали Лаконию на юговостоке полуострова и центральную провинцию Аркадию. В остальных областях Пелопоннеса и в Центральной Греции попрежнему господствовали французы. Другие государства Балканского полуострова, лежавшие на Западе от византийских владений – Эпирский деспотат, Фессалия и Албания, признавали власть императора отчасти, и эта политическая зависимость варьировалась от внешних обстоятельств.

Круг наиболее сильных и опасных врагов Византийской империи к тому времени включал в себя Францию и Сербию на Западе и турок Иконии – на Востоке. Следует заметить, что французы, сербы и турки ставили перед собой в качестве задачи не отдельные территориальные приобретения, а полное сокрушение Византийской империи и создание на ее месте нового государства. Римские папы, заинтересованные в подчинении себе Восточной церкви, перемежали мирные средства с военными в зависимости от шансов на успех и конкретных ситуаций.

К несчастью, те принципы национальной политики, которые исповедовал и твердой рукой решительно проводил в жизнь Михаил VIII Палеолог, оказались его сыну не по плечу. Находясь под сильнейшим влиянием своего двора, он стал тратить на внешнюю политику самый минимум средств, чем быстро привел ее в состояние полного расстройства. Так, уже в 1284 г. Андроник II Палеолог принял роковое для Византийской империи решение, подготовленное не самыми мудрыми его советниками. Он полностью прекратил финансирование флота – той реальной силы, которой пока еще боялась Венеция и Франция и которая принесла Византии множество побед. Корабли были поставлены в доки и там догнивали, экипажи – распущены. Неудивительно, что в скором времени все приморские земли Империи стали объектом самых жестоких пиратских набегов. А латиняне, не встречавшие никакого сопротивления на море, стали полностью господствовать на водных просторах[600].

Секвестру были преданы и военные расходы на содержание национальной армии. Еще при Михаиле VIII Палеологе вооруженные силы Империи насчитывали несколько десятков тысяч человек. В 1263 г. в одном только Пелопоннесе для несения гарнизонной службы было определено 6 тысяч всадников, а в походе против Болгарии приняло участие почти 10 тысяч солдат. Конечно, по сравнению с армией императоров династии Комнинов это была весьма скромная численность. Но теперь не стало и такого войска. Вооруженные силы Андроника II насчитывали всего 3 тысячи воинов, две из которых квартировали в Европе, а 1 тысяча – в Азии. Было еще 20 триер – жалкое подобие флота[601].

Нет никаких сомнений в том, что это решение, убийственное для Византийской империи, было навязано царю аристократией, чрезвычайно недовольной большими налогами на содержание армии и флота. Кроме того, наличие национальной армии заметно подчеркивало независимость царя от высших кругов общества и усиливало его политические позиции – не самый благоприятный для аристократической партии итог. Но, как известно, если мир не хотят завоевать, его приходится покупать, причем более высокой ценой. По образному сравнению современника, «император поступил точно так, как если бы кто, желая подружиться с волками, перерезал себе во многих местах жилы и дозволил волкам пить его кровь и насыщаться». В отсутствие войска и все нарастающей агрессивности врагов денег на мир пришлось тратить столько, что проще было бы содержать нормальную армию. В скором времени налоги только выросли, и авторитет императора, основанный на песке, рухнул[602].

Впрочем, первоначально недостатки вооруженных сил Византии не сказались заметным образом в делах на Западе. После успехов Михаила VII Палеолога и блестяще организованной им «Сицилийской вечери» император Андроник II не опасался подвергнуться опасности, сравнимой по степени с той, с какой пришлось столкнуться со стороны Запада его царственному отцу. Да, Франция очень хотела вернуть Константинополь, грезя новой Латинской империей. И, профилактируя ситуацию, Андроник II Палеолог по примеру Михаила VIII Палеолога в течение 8 лет пытался добиться примирения и союза с Анжуйским домом. Но даже доброжелательная позиция Римского папы Николая IV (1288—1292) не смогла убедить Французского короля Филиппа Красивого оставить мысли о будущей войне с ромеями.