В теле взыграл пламенный дух, раскаленным паром захлестнул внутренности, попал в кровь. От пальцев ног до головы пронеслась древняя бесконтрольная сила, сумасшедший заряд. Глаза заслезились, как будто начали лучше видеть.

Промолчав, я до щелчка загнал обойму, приготовил винтовку к стрельбе и — к прицелу, регулируя кратность. По направлению к нам, рыкая, в клубах пыли и выхлопного газа, на солидной скорости ровной цепью двигался конвой. Две первые машины, поменьше, закрытые со всех сторон кислотостойкими пакетами, отливая солнцем, — «Бесов», оставшиеся три — «Варанов». Моя семья заточилась в черном громадном внедорожнике с тонированными стеклами и толстыми шинами, обитом скорлупой брони и защитной пленки. Ориентировочное время прибытия — три-четыре минуты, принимая к учету кочки и общую непроходимость.

«Родные мои, потерпите, потерпите еще чуть-чуть…» — мыслями просил Джин и детей и — напарнику с краткой командой:

— Приготовились! Напоминаю порядок, Дин: раздается мой выстрел — ты бьешь по двум задним. Машина с семьей должна быть невредима! Не промахнись, очень тебя прошу…

— Не подведу, Курт! — крикнул Дин и рассеялся в штиле.

Пошли-поплыли минутки. Одна… вторая…

«Нет права на промах, нет…» — вбивал себе в голову. А в ней — затишье перед бурей.

Колонна техники, громыхая, поравнялась со зданием. Еще мгновение — и шанс упущен: головная машина уйдет за черту выстрела и ее уже не достать — разработанный план покатится к дьяволу.

Я вытряхнул прочь сомнения, отсчитал всего секунду — и мягонько, легонечко на спуск холодным потным пальцем. Сорвался залп. В плечо толкнуло. Гильза потерялась в латунном звоне. Лобовое стекло — в осколки, водитель в кровавом крапе ударился об окно, на рефлексе выворачивая руль вправо. Впередиидущую машину занесло, закрутило, громко уронило на землю. Ей с лету в зад — вторая, всех, кто там, — насмерть. Внедорожник — наша цель — успел затормозить, не врезался. Поставленная задача выполнена. Той же секундой друг за дружкой, с режущими высвистами, раскатом отгремели гранатометные взрывы. Дин не промахнулся, исполнил свой выход мастерски, и камешком не тронул транспорт Дако. Подорванную технику, словно на батуте, взметнуло ввысь и огненным дождем раскидало по округе. Несколько резвых осколков шрапнелью залетели на первый этаж.

Дин в азарте раскаленно проорал:

— Попал! Попал! Ха-ха!.. Такая вот наука! — выбежал из комнаты и, подхватывая ружье: — Дако остался, Курт… — и тут же назад.

«Знаю, дружище, — в душе ответил я, — знаю…»

Смотрел в прицел, а из внедорожника никто не выходил. И разглядеть никого было нельзя. Спустя минуту — забрякали стекла, из окон застрочила слепая пальба. Пули, какие достигали верха, побили крошку из стен, испугали мало. Потом распахнулись задняя и водительская двери, из них — «Варан» и черный фантом в робе под капюшоном. Этого распознал сразу — Молох, главный богоненавистник и змей, позарившийся на моих детей. Сектант бежал от смерти наутек, куда глаза глядят, спотыкался об искореженные обломки, а следом хромой антилопой, спасаясь, — другой. Потом с разным промежутком времени запыхались, бревнами повалились без сил кто как. Владыка Нелема обронил белую маску, раскрыл свою сущность — уродец с сожженным лицом. Рука не дрогнула, обоим поцеловал лбы свинцом.

— Густав, теперь ты… — бросил я «черную метку», а сам ждал, гадал, откуда он покажется и вылезет ли вообще. Но тот сидел в салоне с моей женой и детишками и не высовывал носа — знал, зверь: не промахнусь, не пощажу. И — Дину: — Он, по ходу, не выйдет — замышляет что-то…

Дин думал над ответом недолго:

— Надо спускаться, Курт. Возьмем его там…

И тут случилось нечто страшное. Дако, вытолкнув из внедорожника Джин в одних домашних вещах и с Бобби под грудью, взял в заложники Клер и, угрожая ребенку пистолетом, затребовал трубным, с немецким говором, басищем, запыхаясь:

— Вылезайте, свиньи!!. Отстрелялись!.. Пушки кидайте оба — и бегом марш на улицу, пока во всех тут дырок не понаделал!.. Минута у вас!.. Время пошло!.. — придавливая шею рыдающей на все голоса Клер — полуметаллическим ботинком отбросил белую, как простыня, супругу к переднему колесу. Джин, стеная, в брызгах глины, не удержала малыша, бултыхнула в жидкую грязь.

«Сволочь!! Паршивый пес!.. — встало под горлом неистовство, сатанинский огонь. — Сейчас ты завоешь от боли… — но мигом охолонулся, затушил горячность: — Нет, пока не выйдет, не получится — в его руках мое все…»

Жена, поднимая гремящего плачем Бобби, узнала нас, почувствовала родных людей, освободителей, зазвала душераздирающе, сходя на скачущий гортанный хрип:

— Курт!!. Дин!!! Не слушайте его!! Он убьет нас всех!!

Клер обрадованно-отчаянно, не пугаясь оружия, страха расправы, разворачивающегося перед глазами ада, переорала мать, остерегла острым кличем:

— Отец, папа!! Дядюшка Дин!!. Не выходите!! Он врет… — и утихла — Дако накрыл ладонью рот.

— Надо подчиниться… выходим… — разбито исторг Дин из комнаты.

Других путей не отыскалось — повиновались, побросали вооружение. Я с собой прихватил костяной нож, припрятал в рукаве. Спустились. У обоих в головах — переполох, ни одной конкретной идеи, ни единого стоящего решения, как действовать дальше, что именно предпринимать. Ступор выворачивал руки, тяжелил ноги, вмешивался в ход мыслей. Одна ошибка — и всю семью без сожаления, зазрения совести поголовно, как скот, истребят по одному выстрелу.

Густав, с одутлым нездоровым лицом в красной аллергической сыпи, обрадовался нашему смиренному подчинению, ядовито осклабился, округлив бородку у рта, разяще заполыхал глазами. Золотистый хохолочек фосфорно засветился на солнце, крестик в ухе раскачивался, изгорбленный нос пыхтел ноздрями с надрывом, с мощью, как у старого мерина.

Улыбался долго, посверкивая зубами, потом в нем заговорил демон:

— Умные овечки!.. Теперь на колени! Падайте-падайте, не тушуйтесь! — и, переведя пистолет на Джин с малышом: — Смелее! Чего стоит прилюдное минутное унижение ради спасенных жизней, а? — следом властнее, пылая зрачками: — Ну!! Мне начать убивать, что ли?!. На колени упали!! Руки за голову!!.

Мы с Дином, не пререкаясь, попадали в хлипкую траву, заложили ладони за затылки. Стояли, как военнопленные перед децимацией: головы опущены, тела — мертвы, парализованы духом.

«Как бы изловчиться?.. Как бы метнуть нож?.. Надо выждать…» — рекой лились рискованные затеи. Напарнику, сбавив голос до шелеста:

— Дин, мне только секундочку как-нибудь выиграть, и я уберу его…

— А если нет?.. Не надо — подождем лучше…

А Дако вновь открыл рот:

— Значит, вот кто тайком прибрал к рукам капиталы Грима, спокойно так отоваривался на них все эти годы, между делом грохал моих людей, когда мешали скрыться… — щеки подскакивали от раскаляющегося исступления, пропотевший кадык наточенно выпучился, — столько лет неустанных поисков! Долго же тянулась эта гнилая история, хочу сказать!.. Думал, концов уже не найду… — вновь ткнул дуло в висок Клер. По моим жилам пошла кипучая кровь. От притока свирепства в мозгах закоротило, земля перед глазами заплясала, заскакала. — А теперь и Аксель не вернулся. Я знаю, это вы… за его исчезновением стоите вы… Кто-то из вас… — разошелся больным смехом, прицелился в мой лоб и накатил с вопросами, словно спуская курок: — И кто именно?.. Ты или… он? — поймал на мушку Дина. — На чьих руках его кровь?.. Или на всех сразу?? Что вы с ним сделали??. — трижды шмальнул в небеса, усиливая панику. Клер и Джин — в визг, Бобби пропилил воплем. И дальше нажимисто: — Ну, ничего-ничего… Ладно… За него вы ответите сполна… — скулы выложились в гранит, голос из высокого окрика ухнул в баритон: — Но за сорванную сделку — еще и с процентами!.. Только вот с кого бы начать? Может, с вас двоих для начала? Или с этой мелкой занозы, а затем с мамаши и… — для острастки сильнее придушил Клер. Дочь, белея, как алебастр, вырывалась, смотрела на меня усыхающими глазками, губами наговаривала незвучащие просьбы помощи.