Вот так – в делах, в переживаниях, в душевном смятении и прошел сегодня день. В «портняжных» хлопотах мы даже упустили время вечерней воскресной радиопередачи у Гельба. А газеты почему-то нет.

25 февраля

Получили наконец-то(!) заказанные мною еще в конце прошлого года книги – двухтомник А. Толстого с «Князем Серебряным» и неожиданно еще две, из коих одна – политическая, под названием «Козни мирового еврейства», а другая – роман «Сатанисты XX века». Две последних, видимо, приложены к двухтомнику как своеобразная «нагрузка» – ведь в моем письме о них не было даже речи. Чтобы рассчитаться, пришлось всем скинуться. Василий справедливо рассудил: «Тебе одной нет смысла расплачиваться, ведь все равно эти книги станут все читать. Пусть они будут общими». Я не возражала – пусть будет так.

«Князем Серебряным» немедленно завладел Миша. Я, конечно, в душе разобиделась (все-таки это моя идея), но все же решила не выяснять с ним отношения, а покорно принялась за роман о «Сатанистах». И неожиданно увлеклась. Уже само начало интригующе и интересно.

Да, забыла. Получили вчера свои фотографии с «отличительными» досками. Все вышли более-менее хорошо, только я на себя не похожа: лицо какое-то широкое, и рот на боку. Мишка хохочет, а мне наплевать: чем хуже – тем лучше!

28 февраля

Воскресенье

Отличные новости. На Южном фронте наши потеснили немцев на 100–150 километров и овладели частью Донбасса. Разгромлен «котел» под Воронежем, в котором «варились» пятнадцать фашистских дивизий. Освобождены также Курск и Белгород! Сегодня наши «керлы» встретили в деревне Игоря и вместе с ним ходили к Степану – оттуда и принесли эти замечательные известия.

А я сегодня никуда не высовывала нос, на радость маме, – вся в делах, занимаюсь шитьем. Клава помогла мне сделать выкройку, и по первым наметкам уже видно, что костюм получится что надо. Правда, жакет будет коротким, и рукава – лишь по локоть, но зато модный: приталенный, а отвороты (лацканы) и концы полочек – закругленные.

Николай Колесник не появился, а я все дообеденное время поглядывала в окно. Почему не пришел? Неужели обиделся на то, что мы тогда скоро ушли? Но ведь должен же он понять и мое состояние! Мне просто стыдно было поднять глаза на него и на Сергея из-за Аделькиных страшных матюгов. Ну что же, как говорится, вольному – воля! А все-таки, все-таки обидно. Совсем не так я рассчитывала провести сегодняшний выходной.

Вера тоже не приходила, хотя и обещала. Непонятно. Зато во второй половине дня нагрянули Василий и Володя от Кристоффера, три Ивана из «Шалмана», Михаил от Бангера, а также Янек от Нагеля и Зигмунд. Все интересуются газетой, но в ней об удачах советских войск почти не говорится, а лишь смакуется и перепевается на все лады якобы одержанная немцами победа на Северном Донце. Очень коротко сообщается о том, что в двадцатых числах февраля оставлен Харьков. Ура!!

Небольшой, забавный и в то же время не совсем приятный эпизод. Днем зашел Генрих (несмотря на грозный панский приказ, он по-прежнему торчит у нас почти все вечера, и мы с этим как-то свыклись – не обращаем на него внимания). Я занималась своим шитьем, он сидел на диване, наблюдал. Потом вдруг вымолвил, запинаясь:

– Поедем сегодня в Мариенвердер… У меня два билета в кино.

От неожиданности я чуть не проглотила булавку – никак этот немецкий мальчик решил за мной поухаживать? Только этого мне и не хватает!

– Что ты, Генрих! – сказала я. – Как можно? Кто меня пустит в кино? Ведь я русская, а для русских – ты же знаешь! – тут все запрещено!

– А ты сними свой «ОСТ», и никто знать не будет, – настаивал, полыхая румянцем, Генрих. – Фильм очень хороший – там Марикка Рокк… Поедем…

– Нет. – Я решила сразу положить этому конец. – Нет, Генрих. Спасибо тебе большое за приглашение, но поехать с тобой я не смогу. «ОСТ» – это одно, а второе… Знаешь, я не хочу, чтобы фрау Гельб на меня рассердилась.

– Но мама никогда и не рассердится, ты зря так думаешь, – торопливо воскликнул Генрих, – если хочешь знать, это она сама посоветовала мне пригласить тебя.

Ну и Гельбиха! Зачем она это делает?

Пришлось пообещать юному поклоннику, что… может быть… как-нибудь… в другой раз…

Вечером отставила в сторону незаконченное шитье и решила исполнить наконец грызущее весь день желание – почитать. С удовольствием взяла своих «Сатанистов». Наши все ушли ужинать. Мама уже несколько раз звала меня, а мне все никак было не оторваться от книги. И вдруг погас свет – как раз описывалось масонское убийство.

Я лежала в кромешной темноте на кровати ни жива ни мертва. Потом вскочила и, натыкаясь на стулья, на стол, на диван, помчалась что было духу в кухню. И все казалось, что сзади гонится с ножом окровавленный лорд Джевид Моор.

5 марта

И на календаре, и на дворе – настоящая весна. Солнце днем греет уже довольно чувствительно. От пашни поднимается тонкий, прозрачный пар, словно пробудившаяся от зимнего сна земля дышит и не может никак надышаться.

И все-таки здесь, в неметчине, весна не такая дружная, как в России. Снег растаял как-то незаметно, словно растворился, слинял, и нет тех звонких, говорливых ручейков, что весело бегут по отлогим склонам канав или хлопотливо струятся узкими змейками вокруг дорожных булыжников.

Мне вспомнилось сегодня, как давно-давно, будучи еще второклашками, я и моя подружка Лида Соколова, прыгая по камешкам, выбирали себе ручейки и давали им звучные названия… «Кира» – так назвала я свой самый красивый и быстрый ручеек. Кирой звали девочку-старшеклассницу. Она была такая хорошенькая, с толстой, ниже пояса, косой, что при встречах с нею я просто не могла отвести глаз. Волосы у нее вились, и от этого коса казалась пушистой, словно одуванчик.

Где-то сейчас эта Кира, и где я – та маленькая (меньше всех из класса), робкая, с торчащими в разные стороны светлыми, жидкими косицами? В те годы вышел фильм «Подруги», и все говорили, что я очень похожа на Янину Жеймо. А мне безумно нравилась Зоя Федорова, и я, купив как-то в киоске ее фотографию и обрезав в виде овала, представляла всем в классе как свою сестру. Конечно, мне не верили, но я, стиснув зубы, твердила свое. А в доказательство своей правоты показывала надпись на обороте: «Дорогой сестре Верочке от Зои».

Господи! Вернуться бы в детство! Вернуть хотя бы те, предоккупационные дни,