улицам, подъехали к небольшому магазину, откуда мы с Василием вынесли и поставили в бричку два громоздких ящика. Затем побывали еще в двух-трех лавках, нагрузились разными пакетами и кульками. После этого Шмидт отбыл куда-то по своим делам, а нам приказал ждать его.

Улица, на которой мы оказались, была тихой, почти безлюдной. Василий обмотал поводья вокруг торчащей возле высокого магазинного крыльца коновязи, и мы отправились с ним к виднеющемуся на перекрестке кинотеатру, чтобы поглазеть вблизи на яркие афиши. И вот тут нас окликнули.

– Господа! – кричали по-русски. – Подождите минуточку, господа!..

Не понимая, к кому относится это обращение, мы разом обернулись. К нам, растерянно и конфузливо улыбаясь, спешили по тротуару два пожилых мужчины в темных демисезонных пальто, в шляпах. Один из них – низенький, круглый, со щеками, похожими на наливные яблочки, – приветственно взмахнул рукой:

– Мы не ошиблись, господа, вы русские? – Оба выразительно уставились на наши «отличительные» знаки.

– Нет, не ошиблись.

Незнакомцы с видимой радостью поочередно протянули нам руки:

– Очень, очень приятно. А как давно вы из России? Откуда? Уроженцы какой губернии?

Мы с Василием невольно усмехнулись. «Губернии…» Ну, ясно, – это русские эмигранты. Видимо, зашли в лавку, заметили наши «ОСТы» и захотелось пообщаться с соотечественниками.

– Мы из Ленинграда, – сказал Василий, – а если точнее, то вот она, – он показал на меня, – из Стрельны, а я – из Гатчины.

– Стрельна… Гатчина… О Боже, как это все знакомо и близко. И вместе с тем как невозвратно далеко – в потусторонней жизни, – пробормотал толстячок, и мне показалось, что у него под очками блеснули слезы. – Мы, господа, тоже петербуржцы. Вернее, были петербуржцами, – добавил он и, засмущавшись, еще больше заалел щеками: – Извините, что мы вас так называем… Нам известно, у вас это слово не принято…

Второй «петербуржец», сухопарый, с черной, с проседью бородкой клинышком, нетерпеливым движением изящной трости остановил своего разговорчивого приятеля:

– Прощу прощенья… Нам бы хотелось услышать от вас, молодой человек, – он посмотрел на Василия, – как вы, представитель поколения, выросшего и возмужавшего при советской власти, – как вы расцениваете глобальные неудачи советских войск? Неужели большевистская Россия столь обнищала духом и одряхлела физически, что не смогла сразу дать достойный отпор захватчикам? Допустить врага до Москвы, до Ленинграда, до Кавказа, позволить оккупировать почти треть страны!.. Для нас, истинных патриотов России, это по меньшей мере странно, как-то не укладывается в голове… Согласитесь, что подобного в истории нашей бедной Отчизны еще не было. Соблаговолите ответить, если не трудно.

Я с волнением ждала, что скажет Василий. Только бы не растерялся, не спасовал перед этими «истинными патриотами».

– Вы, господа, коснулись истории… Позвольте и мне начать с нее, – после небольшой паузы, медленно подбирая слова, промолвил Василий, и я сразу отчего-то успокоилась. – Вспомните, какое наследство оставил советской власти ваш царизм – военную разруху, повальные болезни, забитые тифозными умирающими бараки, голод, нищету. Как вы думаете – легко ли было молодой, окруженной враждой и недоверием Республике не только выстоять, выжить, но и приняться за грандиозное строительство – начать поистине революционные преобразования в деревне, во всех отраслях промышленности, в сферах общественной жизни? Конечно, не всегда все шло гладко – случалось, мы ошибались, набивали себе шишки – ведь не было еще ни опыта, ни жизненной мудрости, – но твердо верили, знали, что идем верной дорогой. Свидетельство тому – быстрый экономический взлет, высокий предвоенный технический уровень.

Василий перевел дух:

– Извините, господа, за резкость, но не вам, сидящим четверть века на чужом пороге и принимающим подаяние из чужих рук, – не вам рассуждать о бездуховности и физической немощи советского народа. Теперь-то вы удостоверились, что наша страна сильна и могущественна… Вас интересует, почему сразу не был дан отпор врагу? А вы ведь знаете, не можете не знать, какую силу двинул Гитлер против СССР – в его руках оказалась вся военная мощь Европы (вот к кому следовало бы, господа, применить ваши слова о физической несостоятельности и бездуховности!). Да, вынужден признать, мы не были готовы к такой войне, образно говоря, наша страна не вышла еще из отроческого возраста – не успела в полную меру возмужать и окрепнуть. К тому же мы никогда и не стремились к войне с кем бы то ни было. Если вам известно, первая заповедь молодой Страны Советов – мир, мирная жизнь для всех народов. Мы не хотели этой войны, нам ее навязали. А уж коли русский народ взялся за оружие, то, будьте уверены, он непременно победит! Ему есть что защищать. Объявляя нам войну, Гитлер сам себе подписал смертный приговор.

«Браво!» – сказала я мысленно Василию и так же мысленно поаплодировала ему.

Мне вспомнилась недавняя газетная статья «Откуда у СССР столько танков?», и я, поколебавшись, тоже вступила в разговор:

– Знаете, почему мы твердо верим и в победу советской армии, и в наше непременное освобождение? Еще и потому, что у России крепкий и надежный тыл – ведь вместе с нею поднялись на борьбу с фашистами все наши союзные республики. Это верно, что значительная часть западной территории сейчас оккупирована и разорена немцами. Но еще в самом начале войны вся промышленность была перебазирована на Восток, и сейчас именно там налажен четкий выпуск военной техники – танков, орудий, снарядов. Тысячи, нет – миллионы людей трудятся в тылу для фронта, для победы… Нам очень горько, что мы не с ними…

– А в отношении истории, – добавила я, – вы не совсем правы. И ранее бывали тяжкие времена, когда враг топтал русскую землю. Вспомните хотя бы 1812 год. Наполеон тоже стоял у ворот Москвы – а каков результат?

«Петербуржцы» выслушали нас со вниманием, я бы даже сказала – с почтением.

– Да, это верно, что мы давно покинули Родину и потеряли с нею все связи, – с оттенком грусти подтвердил сухощавый, – но, признаемся вам, в душе-то мы всегда оставались и остаемся русскими людьми. И нам, знаете, очень обидно и больно было видеть и слышать о победоносном наступлении немцев. Неужели, думалось нам, бывшая могучая Россия позволит поработить себя, не даст достойный отпор врагу? Ведь нам тоже очень хочется верить, что первоначальные неудачи Советской армии – лишь временные неудачи, и спасибо вам, что вы поддержали эту уверенность.

После этого они оба буквально засыпали нас вопросами. Худощавый, с бородкой, узнав, что Василий до войны работал на заводе инженером-экономистом, интересовался экономическими и административными сторонами «красного» производства. А румяный толстячок атаковал меня расспросами о Стрельне. Оказалось, что в той своей давней, «потусторонней» жизни он