— Да как обычно, вошли в зал. Видим, пьяные все, спят, храпят. Начали уборку.

— С чего обычно начинается уборка?

— Людей выносим или выводим на воздух. Кто как может.

— А в этот раз?

— И в этот раз, — пожал плечами парень в розовой рубахе, он выглядел поздоровее своего подельника, — первым делом отыскали господского сынка, разбудили его да и под белы рученьки вывели воздухом дышать.

Илья Владимирович приказал с утреца баньку растопить, чтобы, значит, оживить студентов-то.

— Отчего же первым делом вы занялись именно Ильёй Ильичом?

Парень молчал, в то время как его приятель вдруг бросился в угол, где его вырвало.

— Много ли с господского стола успел сожрать? И что именно жрал? — поинтересовался Ушаков, заметив, что парень начал выпрямляться.

— Да разве ж я знал, что оно отравлено? — простонал половой.

— Успокойся, если тут что-то и было отравлено, то вино. — Андрей Иванович обошёл стол, разглядывая бутылки.

— Почему вы так думаете? — Кульман оторвался от своей работы, с интересом уставившись на начальника.

— Закуска весьма однообразная, и должно быть, её все ели без исключения, на компанию обычно подают общие блюда, с которых каждый берёт, сколько желает. Значит, невозможно отравить какие-нибудь определённые тарелки. Вдвойне невозможно представить себе студентов, которые за столом только пили и не притрагивались к закуске. Что же до вина, оно подавалось в бутылках. Так что можно предположить, что несколько из них были отравлены.

— Почему же мне тогда так плохо? — На парня было жалко смотреть.

— Да потому что тебе сказали, что гости отравлены, и ты тут же смекнул, что и сам пробовал что-то со стола. Вот воображение и разыгралось.

— А с чего вы взяли, что мы что-то пробовали? — пошёл в бессмысленную атаку половой в розовой рубашке.

— Да потому что вы, как сами говорите, всё делали, как всегда. И что беда произошла, догадались только после того, как Илью Ильича из дома на двор вывели и к следующему приступили. Сына хозяина обычно оттого первым выводят, чтобы он за вашими действиями не доглядывал.

— Понятно. — Хворобый парень криво усмехнулся. — Ловко это у вас получается.

— Но как преступник мог догадаться, кому какая бутылка достанется? Не мог же он подсыпать отраву прямо за столом, в присутствии стольких человек? — Кульман казался озадаченным.

— А вот это нам как раз и предстоит выяснить. Кому была выгодна смерть этих студентов.

Несмотря на все старания Толстого в тот день, итальянский граф как сквозь землю провалился. Карета его тоже пропала, во дворце Меншикова, куда Пётр Андреевич явился в сопровождении стражи, не оказалось ни Берестовой, ни приставленной к ней Полины. Последнее давало слабую надежду, что пронырливая особа рано или поздно выйдет на связь и сообщит, куда делся торопыга-граф и увезли ли они с собой Сашу Загряжского.

Зато к Ушакову вдруг заглянул Могильщик.

На этот раз монах был одет как лютеранский священник, пришедший к начальнику Тайной канцелярии по делу своей паствы. За пастором следовал мальчик лет десяти, облачённый в скромное платье церковного служки.

— Ты решился передать мне Яана Муша? — с порога поинтересовался гость. Должно быть, не желая, чтобы мальчик вникал в их разговор, Могильщик перешёл на голландский.

— Пирата? Есть мне дело до пиратов? — Ушаков проглядывал бумаги по делу массового отравления в кабаке «Медвежий пир». При виде Могильщика он перевернул страницы, так чтобы тот не смог ничего разобрать.

— Так отдашь?

— Бери. — Он кивнул в сторону кресла, но монах остался на ногах. Пройдясь по кабинету и найдя на полке книгу по фортификации, он бесцеремонно вытащил её оттуда и, полистав, протянул своему юному спутнику. — Вот почитай пока, посмотри картинки.

Не зная, кого привёл Могильщик, Ушаков поостерёгся отправить мальчика в комнаты Кати.

— Я не успел рассказать тебе историю той великой подмены, — начал монах, уютно устроившись в кресле, напротив Андрея Ивановича.

— Подмены, в которую я не верю, — напомнил Ушаков.

— Я не требую, чтобы ты верил. Просто слушай и думай. Мне бы хотелось, чтобы мои слова попали на благодатную почву. — Он замолчал ненадолго, наблюдая за тем, как, устроившись на низком широком подоконнике, мальчик перелистывает страницы книги. — Когда я привёз Андре и мы переодели его в платье Петра Михайлова, за которым и велась эта охота, мы сразу же поняли, что бастард ещё не готов исполнять отведённой ему роли, поэтому поехали в одно милое местечко, где его лечили, учили, откармливали, ну и всё такое.

— Я помню это. — Ушаков казался утомлённым.

— Шли месяца, а он всё ещё не был готов исполнять свою роль. Меж тем Возницын вернулся из России, сообщив, что Софья готова признать нашего Андре государем, с тем, однако, условием, что, явившись, он официально назовёт её наследницей престола, а через несколько месяцев тихо и спокойно помрёт в своей постели от неизвестной болезни. Впрочем, относительно болезни или несчастного случая были варианты. Труднее оказалось убедить вдовствующую царицу Наталью Кирилловну, мать Петра, и его супругу Евдокию. В результате к той и другой была приставлена стража, в общем, их принудили отправиться по разным монастырям, не допуская встречи с нашим царём. Десятилетний наследник Алексей не представлял опасности, так как кто бы поверил свидетельству малого дитя, де папку подменили? Да и хорошо ли он помнил своего отца, отправившегося два года назад в заморские земли? Царских детей растят не так, как всех остальных. Государь целые дни в трудах, до ребёнка ли ему? В общем, в этой части заговора мы не беспокоились.

Тем не менее пришлось на первых порах вместо того, чтобы сразу же ехать в Москву, где нашу подмену могли разоблачить, отправляться на месяцок в Немецкую слободу, где Меншиков сразу же выбрал хорошенькую Анну Монс[130], которая должна была послужить для всех вокруг оправданием перемены отношения Петра Алексеевича к своей законной супруге. Если будут спрашивать, отчего царь отправил любимую супругу в монастырь, даже не повидавшись с ней, можно будет ответить, что стыдился, ибо твёрдо решил развестись и жить с немкой.

— Но если они были настолько непохожими, отчего же этого твоего Андре Яана так и не опознали?

— Не Андре Яана, а Андре Исаака, так назвал его король. Уж не знаю, почему. А, вспомнил, именины у него приходились на святого Исаака Далматского.

Ты вспомни, коли забыл, когда в 1706 году на Адмиралтейских верфях Пётр Алексеевич отдал распоряжение найти подходящее помещение для церкви, и вскоре было решено превратить в Божий дом здание большого чертёжного амбара, что за Адмиралтейством, в честь какого святого его тогда назвали?