усмешка не убедила бы и святого. — Я был не так уж плох.

— Вообще-то, был. Ты называл меня девчонкой.

— А как еще я должен был тебя называть? Наушник? — Он снова попытался рассмеяться, но смех заглох в его горле.

Я не могла поверить, что троллинг Оливера привел меня сюда. Это было безумие.

— Прощай, Джейсон. Прощай, Филомена.

— Подожди. — Моя мама бросилась к динамику. — А как же приглашение...

Я повесила трубку, прежде чем она успела закончить фразу.

Так она почувствует вкус собственного лекарства.

— По крайней мере, у нас есть торт. — Себ вскочил на ноги и подкатил к нам коробку. Ту самую, которую я успела прихватить с отмененного девичника. — Когда заканчивается один брак, начинается другой?

— Слишком рано. — Я застонала, но все равно отвязала бант от коробки и наблюдала, как стенки опускаются, открывая торт.

У нас отвисли челюсти.

Себ поднял брови и повернулся ко мне.

— Мне показалось, ты сказала, что это четырехъярусный торт.

— Так мне сказали.

Нет. Это был не четырехъярусный торт, а торт в форме члена. С милыми скорописными буквами, написанными на персиковой глазури черной глазурью.

Иметь и держать.

65

Брайар

Восемнадцать лет

Первое, чего я лишилась, - это согласия на поступление в Гарвард.

— Мы не можем себе этого позволить, — объявила моя мама однажды вечером, не отрывая взгляда от салата Капрезе, который она готовила. — Это просто невозможно.

Мне повезло, что мои родители наконец-то смогли приехать на Женевское озеро, и это лишь для того, чтобы разрушить мои надежды и мечты.

Она уложила листья базилика поверх помидоров и свежих ломтиков моцареллы.

Я полила все оливковым маслом.

— Что значит, мы не можем себе этого позволить?

Я уже знала, что они не могут позволить себе многое из того, что касается жилья и условий проживания. Два года назад отца уволили с работы за растрату, и он спустил все свои сбережения на судебные издержки, чтобы отбиться от подавших на него в суд жертв. К счастью, Surval Montreux предлагал мне стипендии.

Но для колледжа я думала, что, по крайней мере, оплачу обучение.

— Именно это я и сказала. — Моя мама захлопнула ящик стола, подошла к холодильнику с вином и взяла за горлышко бутылку белого. — Летний дом сенатора был последней попыткой получить хоть какое-то финансирование, но он прикован к постели какой-то болезнью. Он даже не поприветствовал нас. Такой грубый.

— Но меня уже приняли.

Отец воровал, чтобы покрыть свои проблемы с азартными играми. Именно поэтому он переезжал из одной страны в другую. Видимо, казино по всему миру внесли его в черный список за плохое поведение, когда он проигрывал.

— У нас нет денег. — Она налила себе щедрый бокал и обвела нас жестом. — На самом деле нам придется продать и эту дачу.

При ее словах я постаралась не упасть духом.

Все мои воспоминания об Оливере были потеряны.

Я впервые встретила его в этом самом доме. Призналась ему в любви на ступеньках возле качелей. Обещала выйти за него замуж наверху, на балконе.

Держи себя в руках, Брайар Роуз. Школа важнее. Оливер тоже сказал бы тебе это.

Я повернулась к маме, положив руку на бедро.

— Это очень важно для меня, мама.

Когда я произносила слово «мама», оно казалось мне неправильным, но я все равно говорила его, надеясь, что если я произнесу его достаточно много раз, оно начнет казаться правдой.

Она откинула волосы назад, скривив рот от вкуса вина.

— Я не знаю, что тебе сказать.

— Ну, наверное, я могу взять несколько кредитов...

— У тебя нет такой возможности, — заметила она, почти поддразнивая. — А черт знает, что у нас сейчас с кредитами просто ужас.

— Мама. — Я вздохнула. — Я не могу отказаться от Гарварда. Это моя мечта.

Ну, быть рядом с Оливером было моей мечтой. Гарвард был просто бонусом.

— Иди и получи стипендию или что-то в этом роде.

— Уже слишком поздно подавать документы.

— Что ты хочешь, чтобы я сказала? — Она стукнула кулаком по столешнице. — Тогда иди в другую школу.

— Я хочу Гарвард.

— А я хочу мужа, который не будет проигрывать все наши деньги в казино, милая. Мик Джаггер не шутил, когда говорил, что не всегда можно получить то, что хочешь.

Это то, что она хотела мне сказать?

Я не могла в это поверить и в то же время считала это совершенно правильным.

Отлично. Неважно. Я не смогу изменить ее мнение - или его.

Я побежала в свою комнату, выдернула телефон из зарядного устройства и позвонила Олли. Он бы знал, что делать. Может быть, он даже сможет дать мне кредит. Я, конечно же, верну его. Все до последнего пенни.

Когда телефон зазвонил, я бросилась на свой футон и захрипела, смахивая слезы со щек.

Три звонка. Четыре звонка. Пять звонков.

Я взглянула на время. На Восточном побережье было еще рано. Почему он не отвечал? Оливер всегда отвечал. Даже если просто хотел сказать, что перезвонит мне через час или два. За две недели, прошедшие после Парижа, он часто так делал. С его суматошным графиком стажировки он появлялся с темными мешками под глазами всякий раз, когда мы общались по FaceTimе.

Я прервала звонок и отправила ему сообщение, чтобы он перезвонил мне. Затем я прислонила голову к спинке кресла и пролистала Инстаграм Олли. Вид его лица всегда успокаивал меня. Мы не публиковали совместные фотографии в Интернете. Я была очень замкнутой, а Олли... ну, нет.

Я заметила новую фотографию, которую раньше не видела: они с Себом в стейк-хаусе, звенят стаканами с холодным чаем и улыбаются в камеру. Она мне сразу же понравилась, и я начала листать дальше, когда заметила комментарий от человека, которого не узнала.

ЛиндсиБорнXO: СМОТРЮ НА ГОРЯЧЕГО ОЛЛИ.

Мое сердце заколотилось. Я провела подушечкой пальца по экрану и обнаружила еще один ее комментарий к фотографии Оливера, загорающего на берегу озера в одиночестве.

ЛиндсиБорнXO: Когда ты пригласишь меня в дом у озера? Ты написал что-то непристойное...

С трудом сглотнув, я кликнула на ее профиль и ахнула.

Ему понравилась ее фотография в бикини.

Ему понравилась ее фотография в бикини.

Ощущение было такое, будто проезжаешь мимо автокатастрофы. Сирены,