Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Автор книги «Тайные палачи», по его собственному утверждению, входил в состав еврейской карательной бригады, которая казнила Хайма еще в 1982 году. Эту группу под кодовым названием «Сова» финансировали богатейшие из выживших жертв холокоста, а все ее члены, в прошлом сотрудники американских или израильских спецслужб, отличались превосходной подготовкой. «Я изменил имена своих товарищей по оружию, чтобы не нарушать режима секретности, действовавшего в нашей организации, которая пользовалась огромным бюджетом, сопоставимым с бюджетами крупнейших тайных агентств. Факты, изложенные в этой книге, строго соответствуют реальности»,[719] – пишет Баз, после чего разворачивает увлекательное повествование.
По словам автора книги, бойцы «Совы» выследили и убили десятки нацистов, но Хайма им было поручено захватить живым, чтобы он предстал перед трибуналом жертв холокоста. «Перед смертью мы заставляем этих крыс взглянуть в глаза своим жертвам»,[720] – пояснил Базу один из опытнейших членов группы. Несмотря на слухи о том, что Хайм скрывается в экзотических уголках земного шара, его якобы удалось обнаружить в США. Мстители проследовали за ним из северной части штата Нью-Йорк в Канаду. Он был похищен из монреальской больницы и доставлен в Калифорнию, где члены карательного отряда осудили, а затем казнили его.
Существует множество других историй о тайных убийствах военных преступников. Мартин Борман, могущественный начальник канцелярии НСДАП и личный секретарь Гитлера, исчез из бункера фюрера после того, как тот покончил с собой. Международный военный трибунал в Нюрнберге приговорил двенадцать высших чиновников рейха к смерти, из них только один, Борман, был приговорен заочно. Его, казалось бы, бесследное исчезновение породило множество домыслов. Одни говорили, что вскоре после выхода из бункера Бормана убили, другие – что он покончил с собой, надкусив капсулу с цианидом, третьи – что видели его на севере Италии или в Чили, Аргентине, Бразилии и т. д. А в 1970 году таблоид «Ньюз оф зе уорлд» напечатал серию репортажей бывшего агента британской разведки Рональда Грэя, позднее написавшего на материале этих статей книгу «Я убил Бормана!».
«Борман мертв. Уничтожен выстрелом из пистолета-пулемета “Стэн“. И на спусковом крючке был мой палец»,[721] – писал Грэй. После войны он, по его словам, служил на севере Германии, неподалеку от границы с Данией. В марте 1946 года к нему подошел неизвестный, попросивший его переправить человека за рубеж за 50 000 датских крон (на тот момент это был эквивалент 8400 долларов). Грэй согласился, поняв, что ему, вероятно, представится возможность арестовать контрабандистов, помогающих нацистским преступникам благополучно бежать из страны. Когда человек, о котором шла речь, оказался в кузове его военной машины, он узнал Мартина Бормана. Была ночь, но луна светила ярко.
Достигнув назначенного пункта на датской границе, грузовик остановился. На дорогу вышли два человека. Выйдя из автомобиля, Борман сразу же к ним побежал. Поняв, что попал в засаду, Грэй выстрелил. Борман упал. Встречающие открыли ответный огонь. Британец притворился мертвым. Лежа на земле, он видел, как двое куда-то поволокли безжизненное тело Бормана. Встав, Грэй осторожно проследовал за ними к берегу фьорда: они погрузили труп в маленькую весельную лодку и, отплыв на 35–40 метров, бросили его в воду. «По звуку всплеска я понял, что соотечественники Бормана утяжелили его тело чем-то вроде цепей, – писал британец. – Меня вдруг поразила мысль: и лодка, и цепи, вероятно, предназначались мне».
Эта версия судьбы Мартина Бормана оказалась не последней. В 1974 году военный историк и известный журналист Ладислас Фараго опубликовал книгу «Отголоски: Мартин Борман и Четвертый рейх» (Aftermath: Martin Bormann and the Fourth Reich). В ней он утверждает, что обнаружил нациста в одной из больниц Боливии (ради этой встречи, которая длилась всего пять минут, пришлось вести многоступенчатые переговоры и подкупать караульных на боливийско-перуанской границе). «Когда меня, как было условлено, ввели в комнату, – пишет Фараго, – я увидел маленького старичка, лежащего на большой свежезастеленной кровати. Его голову подпирали три пуховые подушки. Он посмотрел на меня пустыми глазами и что-то пробормотал себе под нос».[722] Единственные внятные слова, сказанные военным преступником своему посетителю, были таковы: «Черт подери, я же старый человек – неужели не видно?! Так дайте мне спокойно умереть!»
Подобные истории просачивались в многочисленные таблоиды, а порой и в серьезные издания. При всем разнообразии их объединяло одно: они только претендовали на «правдивость». Истинное же положение вещей выяснилось благодаря совместному проекту газеты «Нью-Йорк таймс» и западногерманского телеканала ZDF, которым удалось собрать убедительные доказательства того, что после войны «доктор Смерть» поселился в Каире, принял ислам и взял новое имя – Тарик Хусейн Фарид. Сохранился целый портфель его бумаг: письма, медицинские и финансовые документы, газетная статья о розыске. В бумагах фигурировали обе фамилии: Хайм и Фарид. Даты рождения нациста и его египетского «двойника» совпадали (28 июня 1914 г.), а умер последний в 1992 году – через десять лет после той казни, о которой писал Баз.
В интервью «Нью-Йорк таймс» Рюдигер, сын Ариберта Хайма, не только подтвердил личность отца («Тарик Хусейн Фарид – это имя, которое он взял после обращения в ислам»,[723] – сказал Хайм-младший), но и признался, что навещал его в Каире незадолго до смерти от рака прямой кишки. Впоследствии репортеры Николас Кулиш и Суад Мехеннет написали книгу, в которой подробно изложены факты послевоенной жизни Хайма: до 1962 года он работал врачом в курортном Баден-Бадене, а когда понял, что его могут арестовать, бежал в Египет. Сын и другие родственники врача-убийцы, а также египтяне, знавшие его под новым именем, многое сообщили журналистам.
В найденных бумагах часто упоминался Визенталь, который, по убеждению Хайма, организовал «сионистский заговор», чтобы его выследить. В данном случае «охотнику за нацистами» не удалось достичь цели, но «доктор Смерть» приписывал ему огромное влияние на правительственные структуры ФРГ. Это по меньшей мере доказывало, что Хайм (как, вероятно, и многие другие беглые военные преступники) боялся Визенталя, с легкой руки массовой культуры воображая его почти всесильным мстителем. Этот образ, безусловно, представлял собой гиперболу, однако нельзя не признать: сила Визенталя заключалась, кроме прочего, в умении удачно использовать беллетристические преувеличения своего влияния, чтобы внушать преследуемым страх.