любовь, но… Но что? Меня охватило разочарование. Я желала большего, но чего именно – понять не могла. Статья была великолепной: глубокой, обстоятельной, подкрепленной фактами и написанной ясным, понятным всем языком. Альфонс Бандерснитч был хорош, но истинным талантом Данте оказались репортерские расследования. И было очевидно, что они ему нравились. Все обернулось к лучшему!

Второй раз в жизни я получила то, что хотела, о чем мечтала. И все-таки… я не испытывала удовлетворения.

Миссис Олрикс была ко мне очень добра. И Стивен тоже. Но меня снедали нетерпение, напряжение и беспокойство. Одиночество, от которого, как мне казалось, я уже избавилась, вернулось и буквально поработило меня. Я не привыкла ничего не делать. Перемена образа жизни – от борьбы за выживание в разрушенном городе до обитания в роскоши почти не тронутого разрушениями особняка – вызывала у меня дискомфорт. Я все ждала, что мне надо будет за что-то переживать, беспокоиться, что-то делать. Мне думала о Голди и Эллисе и надеялась, что Джой вернул Шин обещанную свободу. Мне очень хотелось узнать, чем закончилась история с объявлением, которое Данте поместил от моего имени в «Вестнике». Потому что ничего об этом не слышала. «Наверное, никто не откликнулся на это объявление», – предположила я и велела себе не отчаиваться. Почему я ожидала чего-то иного? Но картина библиотеки, отделанной по моему эскизу, и табличка с именем Эллиса то и дело возникали у меня перед глазами. Я отправила Данте послание с надеждой на хорошие новости. Но ответа не получила. Ни слова! «Неужели я снова повела себя как доверчивая дурочка? И Данте меня использовал? – терзалась я неприятными вопросами. Но мне в это не верилось. – Он просто побоялся мне сказать, что идея с объявлением, которой он был так воодушевлен, провалилась», – объяснила я себе молчание Ларосы.

Что мне было делать? Только ждать. До приезда в Сан-Франциско мне никогда не доводилось сидеть сложа руки. Я работала и помогала матушке. Часы и дни пролетали незаметно. А теперь… теперь даже рисование не помогало ускорить ход времени. Более того! Карандаш в моей руке стал рисовать совсем другой мир, другие комнаты – не роскошные и богато декорированные, а навеянные серыми от пепла улицами, затянутыми дымом и туманом закатами и кухней, в которой я пила вино с человеком, оказавшимся не таким, каким я его себе представляла.

И мне хотелось чего-то большего. Хотелось настолько сильно, что это меня удивляло.

$

Мы со Стивеном вошли в дом. И нас сразу провели в большой кабинет, превращенный в банковский офис. Крупные банки открылись вскоре после пожара – в тех зданиях и помещениях, которые возможно было быстро переоборудовать. Хотя их стальные хранилища оставались еще слишком горячими, чтобы их открывать, а реестры и книги учета сгорели. Каким бы большим ни был Сан-Франциско, но большинство банкиров знали своих клиентов и при содействии Монетного двора старались возродить и наладить жизнь в городе.

– Мистер Джонсон – человек покладистый и уступчивый, – заверил меня Стивен. – Или станет таковым, когда увидит бумаги с требованием возвратить ваш капитал.

Джонсон оказался высоким и плотным мужчиной, но довольно грациозным для своей комплекции. Его темные волосы уже подернула проседь, а изящные очки в тонкой оправе скрывали лишь малую толику чересчур широкого лица. Спокойным пожатием руки Стивена и внимательным взглядом на меня (который не показался мне недобрым) он пригласил нас присесть.

– Вы, стало быть, мисс Кимбл? – спросил банкир, кода мы со Стивеном заняли остевые кресла. – Та самая молодая женщина, из-за которой весь этот сыр-бор?

– Довольно важный для меня сыр-бор, – заметила я.

– Ваша правда. – Сев за стол, Джонсон взял бумаги, которые Стивен отослал ему накануне. – Какой любопытный оборот. Но уверяю вас, мисс Кимбл, все бумаги были в полном порядке. Опекунство…

– Уже отменено как полученное мошенническим путем, – вмешался Стивен.

– Я уверен, что мистер Салливан желал только самого хорошего для своей племянницы. Я рад, что вы полностью восстановились после болезни и в состоянии контролировать свой счет, мисс Кимбл. Это очень большая сумма денег.

– Вы видели бумаги от посланцев моего отца, мистер Джонсон?

– О, да. Чарльз Ван Беркиль. Очень впечатляюще. Полагаю, вы намерены вести счет у нас? Наш банк обслуживает самые именитые семейства Сан-Франциско.

– Все зависит от того, насколько вы заинтересованы в нашем сотрудничестве, – сказала я. – На лице мистера Джонсона отобразилось удивление. –  Вы понимаете, – твердым тоном проговорила я, – что с этого момента снятие любой суммы с этого счета должно производиться только с моего одобрения?

– Конечно, – пододвинул ко мне бумаги банкир. – Это чеки, которые выписывал мистер Салливан, и суммы, которые он одобрял к оплате. Полагаю, вы их подтвердите?

– Нет.

Мистер Джонсон задрал очки на лоб, как будто это помогало ему лучше слышать:

– Нет?

– Нет, – повторила я. – Я не собираюсь платить за Салливанов.

– Но, мисс Кимбл! Тут есть несколько крупных счетов…

– Меня это не касается. Сказать по правде, я пока не решила, подавать ли мне иск к дяде за растрату части моего состояния или нет. И буду вам крайне признательна, если вы посвятите меня в историю транзакций.

Мистер Джонсон покосился на Стивена, тот, улыбнувшись, слабо кивнул.

– Возможно, вы не понимаете, что Салливаны весьма ограничены в собственных средствах, – сказал банкир. – Я полагал, что вы – как племянница мистера Салливана – продолжите поддерживать эту семью.

– Вы полагали неверно. Я не желаю иметь с этим семейством никаких дел. Могу ли я рассчитывать на то, что вы примите мои условия, мистер Джонсон? Или мне лучше обратиться в другой банк?

Джонсон был потрясен:

– Нет-нет-нет, конечно же нет! Ван-Беркиль! Абсолютно немыслимо.

– Вы длительное время общались с моим дядей.

– Да, все так… Но если это вас смущает, я предложу мистеру Салливану подыскать другой банк для ведения своих дел.

– Отличная идея, мистер Джонсон! Благодарю вас за подобное предложение. Мне оно нравится. Не скрою, мне будет гораздо спокойнее, если дядя окажется как можно дальше от моих денег.

– Считайте, дело сделано, – поспешно написал что-то на листке бумаги мистер Джонсон. – Завтра утром я проинформирую о нашем решении мистера Салливана.

– Я предпочла бы, чтобы вы это сделали до конца сегодняшнего дня, – сказала я.

– Совершенно с вами согласен, – вздернул голову банкир. – До конца сегодняшнего дня.

– Очень хорошо, мистер Джонсон, – улыбнулась я. – Счет останется в вашем банке. И к вашему сведению – на тот случай, если кто-то будет спрашивать. Я не только не желаю иметь общих дел с Салливанами, я не намерена вести дела ни с кем, кто так или