Хоффман входили в организационный комитет, и я слышала, как миссис Олрикс сетовала на недостаток средств на украшения. Но обе устроительницы постарались на славу. Импровизированный бальный зал был декорирован золотыми флажками, трансформирующимися в искрящийся лес оголенных ветвей, свисавших с керосиновых ламп, подвешенных к полотняному потолку. А нитки бисера, похожего на жемчуг, чудесно имитировали дождик.

В дальнем конце играл маленький оркестр. Нед Гринуэй, с которым я прежде не встречалась, но все-таки узнала по описанию Данте, стоял, посмеиваясь, с молодой дамой около фонтана с шампанским в руках, которое он же и обеспечил. Торговец шампанским тоже мог сослужить пользу обществу. А я лишь подивилась, насколько Гринуэй оказался похожим на нарисованного моим воображением социального репортера. Кроме шампанского, гостей угощали устрицами и паштетом. Как удалось организаторам их достать, для меня осталось загадкой. Но аппетита у меня не было в любом случае. И на этом вечере, как и на всех других светских мероприятиях, меня принялась изводить скука. А мысль о том, что так пройдет вся моя жизнь, и вовсе привела меня в удрученное состояние. Я не хотела так жить! Мне надо было чем-то заниматься. И я снова подумала об объявлении, данном Данте от моего имени в газете. Я так ничего и не слышала о нем…

«Ладно! Подумаю об этом потом», – решила я. А пока мне следовало сделать еще одну вещь. Я обвела взглядом зал в поисках знакомых лиц. Сколько чужих глаз было обращено на меня! И как тихо звучали голоса – на этот раз без насмешек или пренебрежения, а с восхищением. Признаюсь, мне пришлась по нраву сила имени Ван Беркиль, шепотом произносимого то тут, то там. Я могла назвать этих людей ханжами и плюнуть им в лица, а они все равно улыбались бы мне и спрашивали, не принести ли мне лимонад.

Несмотря на то, что с Голди я не раз выходила в свет, многих людей здесь я не знала. Это был совершенно иной круг. Я изо всех сил старалась держать осанку и сохранять на губах улыбку. Стивен принес мне шампанское и отошел поболтать с другом. Я увидела Томаса О’Кифа, стоявшего с Линетт Уолл возле оркестра. Оба пялились на меня, словно не верили собственным глазам, а я вспомнила наши пьяные посиделки в «Клифф-Хаусе». Как давно это было! Нервы снова начали шалить. Я отпила шампанское – оно показалось мне кислым на вкус.

– Мисс Кимбл, – раздался за моим плечом знакомый голос.

И я чуть не расплакалась от облегчения.

– Я уже и не чаяла, что ты придешь, – обернулась я с улыбкой к Данте.

– Но ты же прислала мне пригласительный билет. Разве я мог устоять?

– Я подумала, ты мог устать от балов.

Данте обхватил горло пальцами:

– Так и есть. Но ты попросила так мило.

Я даже не попыталась скрыть удовольствия от его слов:

– Ну, вот и ладно. А то я тут никого не знаю.

– Конечно, знаешь, – наклонившись, зашептал мне на ухо Данте, обдавая его теплым дыханием: – Вон Эйнджел Мартин – в персиковом атласе; платье старое, но кто посмеет обвинить ее за то, что у нее больше ничего не осталось? А там – миссис Лессистер. Нет, не эта, а вон та, у фонтана, где флажки вот-вот упадут. Тоже в старом наряде. Она надевала это платье на рождественский бал в прошлом году. Похоже, это показательно. Здесь все в старье. Кроме тебя. И платье тебе к лицу. Но опять… «Сити оф Парис».

– Да, сглупила я! Надо было послать телеграмму мистеру Уорту в Париж.

Данте отпил глоток своего шампанского:

– Он бы вылез из кожи вон, чтобы тебе угодить.

– Я рада, что ты пришел.

Взгляд Данте стал таким теплым, что мне захотелось затащить его в какое-нибудь укромное местечко.

– Ты же готовишься бросить вызов в лицо врагу. Я не мог пропустить такое шоу.

– Я думала – раз статья не произвела должного эффекта…

– Извини, что она не оправдала твоих надежд, – сказал Данте. – Но Олдер отдал мне социальную колонку, так что…

– Ты должен быть счастлив.

– Не знаю. По-моему, я скучаю по сплетням.

– Сегодня вечером их будет предостаточно, – сухо процедила я. – Хватит на всю оставшуюся жизнь.

– Я оставлю их для нового Юандерснитч. Он бродит где-то здесь, – сказал Данте, а потом тихо добавил: – Я пришел бы сюда и без шоу. Ты же знаешь. Просто потому, что ты попросила. Я скучал по тебе. Прости, что я…

Данте замолк. Я проследила за его взглядом. А когда увидела, на кого он смотрел, все, что собиралась сказать Данте или надеялась услышать от него, отошло на второй план. По залу под руку с миссис Деннехи шагал мой дядя Джонни – опять безупречно одетый и с идеально уложенными блестящими волосами! За ним следовала Голди – как прежде великолепная, в зеленом платье с изумрудами на шее. И… Эллис. При виде них ко мне вернулся тот гнев, с которым, как мне казалось, я уже справилась. Какими счастливыми они выглядели! С губ Голди не сходила улыбка, Эллис грациозно кивал, дядя жал протянутые руки. Их все приветствовали! Их ничто не уничтожило. Ни то, что я отобрала у них свои деньги. Ни сплетни, ни статья Данте. Они даже не запятнались!

– Поразительно, – прошептал Лароса.

Я не сказала ни слова. Я могла только как загипнотизированная наблюдать за тем, как они прошли по залу и взяли себе шампанское. Голди поболтала с Линетт, посмеялась с Томасом – все как в тот давний вечер, когда кузина схватила меня за руку и пообещала: «Мы отлично повеселимся!» И Эллис… такой самоуверенный, касающийся рукой ее локтя. И мой вероломный дядя… «Ты теперь – часть нашей семьи…» Неопороченные. Яркие, как языки пламени, подравшего город. Сан-Франциско все еще привечал их! Они творили все что хотели. И им все сходило с рук.

Пока.

Вот они заметили меня. Улыбка застыла на губах Голди, и она что-то шепнула Эллису. Тот облизал губы и не утратил – как не утрачивал никогда – самоуверенности.

Дядя обернулся на оклик кузины: «Папа!» И посмотрел на меня. Лицо вспыхнуло радостью – не знай я дядю, я бы никогда не сочла ее притворной. Даже теперь мне захотелось поверить в ее искренность.

Но горький опыт этого не допустил.

– Они идут к нам, – хмыкнул Данте. – Боже! Какая выдержка!

Я знала, что он поведут себя именно так. Знала, потому что видела однажды, как Голди вчитывалась в колонку светской хроники. Я видела, как она плакала из-за