Флотилия белужников. Белужий промысел. Онежский рейд. Город Онега. Историческое о городе. История северного лесного дела. Нынешнее его положение. Лесопильный завод. Замечательная выставка в Аиде. Местная охота и охотники.

Флотилия белужников — вот та картина, которой налюбовались путники вволю, выйдя снова в Мезенский залив. В 11 1/2 часов утра, 26-го июня, покинули они характерную Мезень, с её оленьими малицами и дахами, с её тундровым адом и невозможно мелкой речкой. Они покинули ее так же, как прибыли, т. е. на лодках. Замечательно характерны все прибытия и отплытия судов во всех посещенных северных городах, приливы и отливы регулируют их с такой точностью, что в данный час все и вся торопится, суетится, как бы не отстать; не поспеть — значить потерять безвозвратно двенадцать часов времени со всеми последствиями этой потери. Морской прилив ко времени отъезда был в полной высоте, и вельбот стоял у самой пристани. Река Мезень была неузнаваема: куда исчезли все эти камни, лежавшие обнаженными вчера к ночи по всему её песчаному руслу? Река казалась многоводной, — такой, какой обозначается она на наших географических картах, чуть не под стать Двине или Сухоне. Все население города Мезени находилось на берегу.

Пароход «Мезень» ожидал путников верстах в двух от города. Они пересели на него и увидели опять его покоробленную палубу и услыхали снова стук говорливой машины. По мере движения вниз по течению и следуя очень извилистым фарватером, судно делало постоянные промеры и постоянно поскребывало о дно. Путники любовались на лежавшие на боку суда, ожидавшие полной воды, для того, чтобы выпрямиться, стать как следует и выйти в море. Опять увидели они низкие берега залива, тянувшиеся полосками в бесконечную даль, его густую, илистую воду, отражавшую, но не принимавшую в себя ярких солнечных лучей. Путники направлялись прямо к привезшему их крейсеру, не замедлившему обозначиться далеко впереди, и вволю налюбовались целой флотилией белужников, собравшейся перед их глазами со всей видимой поверхности залива.

Крейсер, окруженный флотилией белужников.

Мезенский залив — один из самих важных для промысла белухи, Delpbinopterus leucae, называемой иногда совершенно неправильно белугой. Это китообразное, достигающее до 3,5 сажен длины, дает до 22 пудов жира. Барыш, доставляемый белухой, если принять в расчет и кожу, идущую на обувь, — около семидесяти рублей; малая белуха дает не более двадцати рублей. Во всем Белом море водится белуха; живет она тут круглый год и очень много её по всему бесконечному северному побережью Сибири до самого Охотского и Берингова морей, и везде охотятся на нее, я всюду бьют и истребить не могут. Белуха — существо кроткое и глупое, и ходит всегда большими косяками, причем — и это для нее гибельно — любит забираться в довольно мелкие заливы. Плавающий по заливу косяк белухи легко выслеживается промышленниками, так как светлые спины особей то и дело обозначаются на водной поверхности. Если такой косяк попадет на более мелкое место, а он именно такого места ищет, то окружается лодками промышленников; лодки эти ходят по две, причем каждая из них несет один из концов невода; окруженный кольцом подобных неводов, косяк подвергается почти поголовному избиению так называемыми «пешнями». Косяки белухи достигают иногда огромной густоты по числу особей и, по-видимому, не переводятся. В 1857 году в Кандалакшской губе зимой белухи торчали обледенелыми статуями; в 1867 году в Императорском вольном экономическом обществе сделано сообщение, что белуха проходить иногда такими сплошными массами, занимая от пяти и до десяти верст поверхности, что заливы подергиваются ей как бы льдом; в 1880 году одним промышленником добыто белух в два дня на 12.000 руб., в 1883 году тому же промышленнику в одну тоню попало 400 белух около Новой Земли.

Мезенский залив, как сказано, особенно богат белухами, в чем путники могли убедиться, любуясь державшимся в стороне косяком, поблескивавшим многочисленными белыми спинами; по одной из белух сделан был из винтовки выстрел, по-видимому, удачный. Норвежцы много стреляют их; иногда орудуют этим путем и наши поморы. В деревне Щелье, близ реки Кулоя, видной издали, белужий промысел — главное занятие жителей; в 1884 г. он делился на 300 паев, и на пай пришлось по тридцати рублей. Убитую белуху «бреют», то есть снимают с неё жир и в бочках везут в Архангельск; самую тушу, представляющую значительную ценность, бросают в море.

При разведенных парах, «Забияка» не замедлил тронуться в путь; предстояло сделать опять-таки очень длинный переезд с восточного берега Белого моря к южному, к городу Онеге. В десять часов вечера, крейсер, в который уже раз, пересек полярный круг и втянулся в горло Белого моря; довольно однообразное плавание было очень своеобразно нарушено прилетевшим воробушком, привлекшим к себе общее внимание. От судна до берега было тогда верст сорок. Смельчак-воробей, Бог весть почему занесшийся так далеко, опустился на палубу, видимо уставший, изнуренный; он, казалось, нисколько не пугался обрадованной его посещением команды, отдохнул с полчаса и пустился в обратный лет, по направлению к берегу.

К полудню следующего дня, 27-го июня выяснился вправо от борта, первым из группы знакомых уже Соловецких островов, подле которых показался снова, Анзерский остров, и на нем ярко отмечался над синевой моря белый свет. Скоро, вслед за ним, преображенные полуденным миражем, поднятые и плоско обрезанные по верхам, обозначились другие Соловецкие острова, и, наконец, на короткое время глянула вдали и сама обитель. Мираж удваивал и утраивал очертания скал, делил острова на два и на три яруса, причем нижний слой составляли облака, а твердые массы точно плыли выше их в голубом, совершенно чистом небе. Было 9° тепла, и ветер стоял южный.

Около двух часов дня, опять-таки вправо, показался остров Жужмуй и на нем маяк печальной памяти, на котором не очень давно жили. Люди, привезшие припасы, нашли весь личный состав служивших мертвым. Причина смерти осталась до сих пор невыясненной, но полагают, что они угорели. По мере движения к юго-востоку, в самое острие Онежского залива, обозначались все настойчивее многие острова, дробимые на части сильнейшим миражем, и берег матерой земли, к которой судно, наконец, приближалось. Крейсер шел со скоростью тринадцати узлов, но против него действовал отлив со скоростью трех узлов, так что в сущности он совершал только десять узлов. К восьми часам вечера, вправо от судна выплыл из воды остров Кио, скалистый, лесистый, и на нем монастырь, который предстояло посетить завтра. Несколько судов стояло по разным сторонам на якоре; глубина