снова пересоздашь его, ты будешь сам творить; а если наслаждение искусством выше всех земных радостей, — то понимать его, творить самому-есть радость божественная» (там же, с. 39). «И смех, и слезы, и трепет ужаса, и все волнения души разрешаются в одно определенное, полное чувство, которое называют довольством, согласием, блаженством... Сие чувство примиряет нас со всем миром: вот торжество красоты!» (там же, с. 44-45).

Стихотворение «К любителю музыки» — своеобразный конспект этих положений статьи Шевырева. Собственно, сами положения не были «шевыревскими», а являлись частью общей эстетической программы любомудров и не раз становились идейной основой ранее написанных статей, в частности, самого Веневитинова (см. статьи об «Евгении Онегине», «Разбор рассуждений г. Мерзлякова», «Несколько мыслей в план журнала») [Отмеченное Ю. В. Манном несоответствие эстетических позиций Веневитинова и Шевырева относительно «единого закона» изящного (Маки, с. 156), может быть, несколько преувеличено, ибо тут вернее было бы говорить не о противоречиях, а о различных уровнях раскрытия глубины одного и того же вопроса у обоих любомудров.]. «Разговор» мог живо напомнить Веневитинову его недавние критические выступления, ею страстное требование системности и осознанности впечатлений, вызванных произведением искусства, и возбудить иные, художественные, образы, воплотившиеся в одном из лучших его произведений, представляющих философскую лирику, — стихотворении «К любителю музыки». Именно поэтому так выразительно раскрыто в нем «противопоставление художника» и «непосвященного», так неожиданна форма — «скрытый диалог» (см.: Маймин Е. А. Русская философская поэзия. М.: Наука, 1976, с. 43-44).

Учитывая непосредственную близость содержания стихотворения «К любителю музыки» к статье, можно предположить, когда оно было написано. С первым номером MB Веневитинов познакомился в период между 18 и 22 января 1827 г., а уже 28 января он пишет Шевыреву: «Поцелуй сам себя за «Разговор»». Вероятно, стихотворение было написано между 18-28 января 1827 г.

60

Автограф — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 25. Без заглавия. Впервые — изд. 1829 г., с. 69-70. При публикации в изд. 1829 г. пропущен ст. 34: «В нежданное пламени речей». Написано между 22-28 ноября 1826 г. (см. прим. к стихотворению «Поэт»).

В Дневнике Погодина есть запись от 14 марта 1824 г.: «Написал бы кто стихотворение «Пигмалион». Чудесный предмет для поэзии <...> сила искусства». Можно предположить, что Погодин позднее поделился с Веневитиновым этими мыслями и что образ Пигмалиона в «Утешении» был откликом на них. В стихотворном ответе Пушкину декабриста А. И. Одоевского, встречавшегося с Веневитиновым и посвятившего ему стихотворение (см.: РА, 1885, No 1, с. 128-131), знаменитая строка: «Из искры возгорится пламя...» перекликается с последними строками «Утешения».

61

Автограф — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к. 55, ед. хр. 19. Без заглавия. Впервые — МБ, 1827, ч. 2, No 6, с. 119. Написано, по-видимому, между 22 ноября — 3 декабря 1826 г. (см. прим. к стихотворению «Поэт»).

В «Дамском журнале» (1827, No 7, с. 58) было напечатано стихотворение «На кончину Д. В. Веневитинова» (без подписи), в основу которого было положено «Жертвоприношение». В примечании к стихотворению сказано: «См. в 6 No «Московского вестника» стихи «Жертвоприношение». Сия пиеса, сама по себе чрезвычайно трогательная, извлекает слезы сердца после известия, напечатанного в 33 No «Сев. Пч.» о кончине юного поэта, писавшего сии стихи, кажется, в живом предчувствии изящной души своей».

62

Автограф — в ЦММК, ф. 212 (Одоевский В. Ф.), No XXVI. Без заглавия.

Автограф находится в нотной тетради В. Ф. Одоевского, где нарисована карандашом сидящая муза астрономии Урания с пятью звездами над ней. Под рисунком подписи: «Одоевского муза» и «Рисовано Федором Скарятиным в 1827» (см. о Скарятине в прим. к «Посланию к С<карятину>»). Под автографом подпись: «Написано Дмитрием Веневитиновым в 1827-м году». Список (выполнен неизвестной рукой) — в ГБЛ, ф. 48 (Веневитиновых), к 55, ед. хр. 18. Без заглавия. Впервые — изд. 1829 г., с. 73. В стихотворении Веневитинова поясняется значение каждой из нарисованных звезд.

Точных указаний на более конкретную датировку в известных нам источниках нет. Об этом, а также следующем стихотворении писал В. Одоевский Погодину в письме от 29 апреля 1827 г.: «Прилагаю стихи Дмитрия. Вы знаете, что он ощущал часто в себе необходимость выражения стихами, или лучше — каждую минуту жизни обращать в поэзию. Оттого и такое множество его маленьких стихотворений. Стихов прилагаемых ни у кого нет, кроме меня. Одни написал он, встречая у меня новый год («На Новый 1827 год». — M. Ч.), другие — на моей нотной книге, на которой Скарятин нарисовал богиню с пятью звездами» («К изображению Урании». — М. Ч.) (Барсуков, кн. 2, с. 91). Сказанное в письме позволяет думать, что оба стихотворения могли быть написаны примерно в одно и то же время, тем более, что единственное упоминание о Скарятине в сохранившихся письмах Веневитинова относится именно к началу января (см. письмо сестре от 8 января 1827 г.).

«Любомудрское» звучание стихотворения отчетливо сказывается при сравнении его с посланием Дельвига «К поэту-математику» (1814), в котором также есть образ Урании. Для Дельвига образы Урании, олицетворяющей точные науки, и Музы, вдохновляющей поэта-лирика, — несопоставимы. Урания, которую Дельвиг описывает так:

На острый нос очки надвиня,

Берет орудие богиня,

Межует облаков квадрат,

Большие блоки с небесами

Соединяются гвоздями

И под веревкою скрыпят, —

не способна, по его мнению, даровать человеку истинно поэтическое вдохновение, а значит и — бессмертие. Поэтому Урании Дельвиг противопоставляет Музу:

Певец! она перед тобой

В венце, в божественном сиянье,

Пленяющая красотой!

Нетрудно заметить нетрадиционное толкование Веневитиновым образа Урании, в которой для него олицетворена и поэзия.

В том же 1827 г. И. Киреевский пишет лирический этюд, где, в частности, один из персонажей, поэт Вельский, читает стихотворение, в котором невозможно не угадать веневитиновские мотивы, хотя стихотворение Киреевского обращено не к пяти, а к семи звездам Большой Медведицы [Герои этюда Киреевского напоминают любомудров с их постоянными беседами о цели жизни. В упомянутом этюде говорится о том, что красота природы звала друзей «к сердечному разговору, а сердечный разговор, как обыкновенно случалось между ними, довел до мечтаний о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, об любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России» (Киреевский И. В. Полн. собр. соч, М., 1911,