Д.В. Веневитинов

Стихотворения

Проза

СТИХОТВОРЕНИЯ

<Предисловие>[1]

Издавая сочинения Дмитрия Веневитинова, столь рано похищенного смертию, мы думаем исполнить священный долг, которым обязаны его памяти и нашим соотечественникам, знавшим талант сего юного поэта из немногих напечатанных его произведений. В сем собрании предлагаем публике все, что он по себе оставил. Она конечно пожалеет, что подававший столь блестящие надежды не успел их исполнить; и скорбь истинных друзей его о преждевременной его кончине, верно, найдет неложное участие и во всех друзьях отечественной словесности.

Дмитрий Веневитинов не достигнул тех лет, когда человек может равно действовать всеми своими способностями; но он уже успел выразить свои отличительные качества. Читатели найдут в его сочинениях отпечаток прекрасной, высокой души. Верный признак истинного таланта есть та искренность, то непритворство, с которыми он предается своим внушениям и высказывает оные. Эта искренность не подлежит сомнению в произведениях Веневитинова: везде видны излияние свободного чувства, оригинальность дарования, и по ним отчасти можно разгадать его характер; ибо самая жизнь его, еще не успев раскрыться в сфере обыкновенной деятельности, была не что иное, как сцепление пиитических чувств и впечатлений. Все, что способно возбудить чувство высокое, занять сердце пылкое, но пламенеющее для одного изящного, все то проходило не вскользь по душе его; другие страсти были ему неизвестны, и следы прежних, даже младенческих порывов остались в нем неизгладимы. Оттого сохранил он до конца невинную простоту характера: друзьям его было знакомо доброе бескорыстие его сердца; им простодушно вверял он все его тайны, им открывался весь, каким знал себя.

Д. Веневитинов родился в Москве, 14 сентября 1805 года, и большую часть краткой своей жизни провел в сем городе. Он обучался дома. Рано обнаружились в нем необыкновенные способности к живописи и музыке; но занятия важнейшие не позволили ему предаться им совершенно. Прилежно изучив многие древние и новейшие языки, он с жадностью перечитывал творения классиков, и в часы свободные переводил в стихах отрывки, особенно его поражавшие. Жаль, что он не сохранил сих первых опытов своей юности, в которых уже видно было дарование. Чтение критических книг было также с ранних лет одним из любимых его занятий. Почувствовав со временем всю бедность суждений, основанных на одних частных наблюдениях, он ревностно стал изучать критиков немецких и с жар ом принялся за ту науку, которой цель есть познание нас самих и которая, стремясь все привести к единству, имеет ныне видимое влияние на все отрасли знаний. С тех пор предметом его размышлений было его собственное, внутреннее чувство. Поверять, распознавать его, было главным занятием его рассудка. Оттого, несмотря на веселость, даже на самозабвение, с которым он часто предавался минутному расположению духа, характер его был совершенно меланхолический; оттого и в произведениях его господствует более чувство, нежели фантазия. Но чувство сие было глубокое: все мгновенные порывы души старался он удержать навеки в самом себе, и в себе единственно искал ответа на все загадки жизни. Он сам выразил это в следующих стихах:

Теперь гонись за жизнью дивной

И каждый миг в ней воскрешай,

На каждый звук ее призывной —

Отзывной песнью отвечай.

Желание служить отечеству не только словом, но и делом, отторгло его от семейства, в кругу которого дотоле находил он истинное счастие. В конце 1826 года, он переселился в Петербург и ревностно стал заниматься службою по Министерству иностранных дел. — Но здоровье его было уже расстроено. Нет сомнения, что причиною преждевременной его смерти были частые, сильные потрясения пылкой, деятельной души его. Они расстроили его внутренний организм, и, наконец, сильная нервическая горячка пресекла в 8 дней юную жизнь его, не богатую случаями, но богатую чувствованиями. Он скончался 15 марта 1827 года, на 22 году от рождения. Скорбь друзей есть лучшая похвала его душевным качествам. Они вечно будут хранить в памяти отличительные черты его благородного сердца. Предоставляем публике по сим немногим произведениям, большею частию отрывочным, судить об его возраставшем таланте.

1827 года

ОТДЕЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

К ДРУЗЬЯМ[2]

Пусть искатель гордой славы

Жертвует покоем ей!

Пусть летит он в бой кровавый[3]

4 За толпой богатырей!

Но надменными венцами

Не прельщен певец лесов:

Я счастлив и без венцов,

8 С лирой, с верными друзьями.

Пусть богатства страсть терзает

Алчущих рабов своих!

Пусть их златом осыпает,

12 Пусть они из стран чужих

С нагруженными судами

Волны ярые дробят:

Я без золота богат

16 С лирой, с верными друзьями.

Пусть веселий рой шумящий

За собой толпы влечет!

Пусть на их алтарь блестящий

20 Каждый жертву понесет!

Не стремлюсь за их толпами —

Я без шумных их страстей

Весел участью своей

24 С лирой, с верными друзьями.

ЗНАМЕНИЯ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ ЦЕЗАРЯ[4]

(Отрывок из Виргилиевых «Георгик»)

О Феб! тебя ль дерзнем обманчивым назвать?

Не твой ли быстрый взор умеет проникать

До глубины сердец, где возникают мщенья

4 И злобы бурные, но тайные волненья?

По смерти Цезаря ты с Римом скорбь делил,

Кровавым облаком чело твое покрыл;

Ты отвратил от нас разгневанные очи,

8 И мир, преступный мир, страшился вечной ночи.

Но все грозило нам — и рев морских валов,

И вранов томный клик, и лай ужасный псов.

Колькраты зрели мы, как Этны горн кремнистой

12 Расплавленны скалы вращал рекой огнистой

И пламя клубами на поле изрыгал.

Германец трепетный на небеса взирал;

Со треском облака сражались с облаками,

16 И Альпы двигались под вечными снегами.

Священный лес стенал; во мгле густой ночей

Скитался бледный сонм мелькающих теней.

Медь потом залилась (чудесный знак печали!),

20 На мраморах[5] богов мы слезы примечали.

Земля отверзлася, Тибр устремился вспять,

И звери, к ужасу, могли слова вещать;

Разлитый Эридан[6] кипящими