Буквально секунду спустя бόльшая часть потолка обрушивается, в щепки ломая стол; пол оказывается погребен под дымящейся грудой обугленного дерева и битого стекла. В куче горелых обломков можно различить стулья, половицы и что-то похожее на каркас кровати, а над моей головой виднеется клубящийся дым и кусочек синего неба. Облако едкого пепла и пыли вызывает у меня дикий кашель; перхая и давясь, я осознаю, чтό только что произошло. Рухнула крыша.

Вновь просыпается мой внутренний голос. Уходи отсюда, взволнованно и настойчиво говорит он. Уходи сейчас же.

Я опять поворачиваюсь к двери, готовая последовать совету, но в этот момент меня вдруг охватывает паника. Я, словно в замедленной съемке, опускаю глаза, но письмо с моим именем на конверте все еще у меня в руке, и, сделав что-то похожее на нормальный вдох, я вываливаюсь за порог и смотрю вверх, на ступеньки. Каких-либо разрушений я не вижу, но это еще ни о чем не говорит: если крыша обвалилась целиком, то дверь на лестничной площадке вполне может быть заблокирована, и тогда, чтобы выбраться из подвала, мне придется карабкаться через дыру в потолке – другого выхода нет.

Короткий взгляд через плечо позволяет убедиться, что комната уже горит, причем в нескольких местах. Пару секунд я смотрю на огонь, а затем вспоминаю о коробках с боеприпасами, которые теперь похоронены под тлеющими балками, тряпками и обломками гипсокартона, после чего разворачиваюсь и кое-как взбегаю по лестнице. На площадке поворачиваю дверную ручку и наваливаюсь на нее изо всех сил.

Дверь поддается, я вновь оказываюсь в гостиной. Дом скрипит и кряхтит, потолок в центре зловеще вспучился, но еще держится, по крайней мере пока.

Сунув конверт в карман, направляюсь к парадной двери мимо трупов отца Джона и Центурионов, мимо луж крови, которые слились в одно блестящее темно-красное озерцо. Пропитанный гарью воздух щиплет горло и ест глаза; я пересекаю дымящееся крыльцо, топочу по деревянным ступенькам и со всех ног мчусь к западным баракам.

После

Агент Карлайл долго-долго смотрит на меня без слов.

– Это правда, – чуть слышно говорю я. – Все как было.

Он продолжает безмолвно глядеть на меня – бледный, с непроницаемым выражением лица.

– Скажите что-нибудь, – прошу я, – пожалуйста.

Агент Карлайл встает из-за стола и подходит ко мне. Когда он склоняется над кроватью, я отчасти испытываю облегчение, потому что настал тот момент, которого я неминуемо ждала: сейчас агент ФБР защелкнет на моих запястьях наручники и сообщит, что я арестована за убийство. Однако вместо этого он делает нечто совсем другое: берет меня за плечи, осторожно отлепляет от стены и обнимает.

Я начинаю плакать, громкие всхлипы рвутся из горла и сотрясают грудную клетку, а он прижимает меня к себе, приговаривая, что все хорошо, и я хочу объяснить ему, что плачу не потому, что мне плохо, и даже не из-за воспоминаний о том, что натворила, но все слова куда-то делись.

Я плачу потому, что внутри меня открылась последняя запертая дверь. Потому, что уже забыла, как это, когда на душе не висят камнем тайны, как это – не мучиться постоянным страхом. Я плачу потому, что не знаю, что будет дальше, и это прекрасно, правда. Незнание дает ощущение свободы.

– Так много людей погибло, – произносит агент Карлайл. Он говорит очень тихо, приблизив губы к моему уху. – Так много жизней разрушено, и ради чего? Ради того, чтобы один человечишка правил клочком пустыни, населенным мужчинами и женщинами, которые просто-напросто отчаянно хотели во что-то верить.

Он разжимает объятья и отстраняется. Я сползаю на краешек кровати. Мы смотрим друг на друга, и я понятия не имею, что теперь делать. У меня больше не осталось секретов. Я рассказала все. Я опустошена.

Агент Карлайл опирается руками на стол.

– Все остальное, о чем ты нам говорила, – правда? – спрашивает он. – Все так и происходило?

Киваю.

– Я побежала к западным баракам, обожгла руку о висячий замок, и один из агентов выпустил детей с помощью моего ключа.

– И Хани тоже?

– Хани там не было, – качаю головой я. – Через двор их повела Рейнбоу, и последнее, что я помню, – это как Люка тащили к главным воротам.

– Она сказала, что искала тебя. Хани то есть, – уточняет агент Карлайл. – Она пошла к воротам только после того, как увидела, что в Большом доме рухнула горящая крыша.

– Надо было ей раньше уходить, – замечаю я. – В любом случае она выбралась целой и невредимой, и это главное.

Агент Карлайл кивком соглашается со мной.

– Ты видела Эймоса Эндрюса?

– Да, – киваю я. – Кажется, он стрелял в меня, но точно не помню.

– Как думаешь, почему его не позвали в Большой дом вместе с Центурионами? Он ведь был знаком с Джоном Парсоном дольше всех.

– Не знаю. Видимо, в конце это уже не имело значения.

– Пожалуй, что так.

Спроси его, подсказывает голос в моей голове. Просто спроси, не бойся.

Я набираю побольше воздуха и отваживаюсь:

– Меня накажут? За то, что я сделала.

– Имеешь в виду, с Джоном Парсоном? – озадаченно хмурит брови агент Карлайл.

Киваю.

– Нет, что ты, – решительно мотает головой он. – Я ведь уже говорил тебе, что твои действия – чистая самооборона и выиграть это дело в суде ничего не стоит. Но до суда не дойдет. Уголовное расследование ведется только в отношении преступлений Джона Парсона и других старших членов Легиона Господня. Других обвинений не выдвигалось.

– Они же не знают, что я сделала, – в смысле, ваши коллеги. А когда узнают, могут решить иначе.

– Это вряд ли. Полагаю, следователи придут к заключению, что один из Центурионов сперва застрелил Джона Парсона, а потом застрелился сам. Но если ты настаиваешь, я могу рассказать им правду.

– Да, сделайте это, – с жаром говорю я. – Мне надоели тайны. Не хочу уходить отсюда с грузом на сердце.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Ты же понимаешь, что я не могу предсказать реакцию моих коллег? – беспокоится агент Карлайл. – Я считаю, безопаснее сказать им, что ты вошла в Большой дом и обнаружила труп Парсона.

– Конечно, вы правы. Конечно, так будет безопаснее. Но я хочу, чтобы вы рассказали следователям правду. Я устала от лжи.

– Хорошо, – кивает мой собеседник. – Расскажу им, как было на самом деле. Только должен тебя предупредить, что им, скорее всего, потребуется время, чтобы все сопоставить и сделать выводы.

– Ничего, как-нибудь с этим справлюсь.

– Ты с чем угодно справишься, Мунбим, – улыбается агент Карлайл.

Хотела бы я в это верить так же, как вы.