– Твой первый брак был ошибкой. Теперь у нас семья, скоро я рожу сына, и я не хочу ничего слышать ни о какой Моне и Сальме. У тебя что, деньги лишние? Так я помогу их потратить.

Тратить деньги она действительно умела и отдавалась этому занятию с наслаждением. Сергей с ужасом наблюдал, как растет гора коробок и пакетов в детской комнате.

– Ты уверена, что ребенку все это нужно? – осторожно спросил он у Юли.

– У моего сына должно быть все самое лучшее, – сразу вспылила она.

– Послушай, я не против, но необязательно скупать сразу весь магазин.

– Будь твоя воля, ты бы его завернул в обноски, а все сэкономленные деньги отправил своей египтянке.

– Не говори глупостей. Кстати, Сальме уже второй год, а у нее нет и половины того, что ты накупила еще не рожденному младенцу.

– Потому что ее мать – тупая деревенщина! – разъярилась Юля. – Какое мне дело, что у нее есть? Пусть хоть на голой земле спит!

Сергей только вздохнул. Он не узнавал Юлю: в нее как будто вселилась совсем другая, эгоистичная и злая женщина. Оставалась надежда, что после родов она успокоится, но, положа руку на сердце, он не был в этом уверен. Сергей уже избавился от своих иллюзий и почти не сомневался, что жена никогда не была в действительности такой милой и нетребовательной, какой казалась ему во время их краткого и бурного романа.

Звонить бывшей жене тоже приходилось украдкой; Юля не терпела даже упоминания о Моне или Сальме. С лихвой хлебнув семейного счастья, Сергей встретил день своего возвращения в Канаду с плохо скрываемым торжеством. Поцеловав Юлю и мать, он отправился в аэропорт с мыслью, что никогда еще не уезжал из дома с таким чувством облегчения.

«Нет, все-таки с Моной было значительно проще», – окончательно удостоверился Сергей.

Следующие полгода он разрывался между Канадой, Украиной и Египтом. Изначально Сергей планировал ограничиться денежными переводами и телефонными звонками, но почему-то именно сейчас он вдруг стал испытывать нежную любовь к дочери и начал по ней скучать. Сальма подросла, научилась ходить и немного говорила по-арабски, смешно коверкая слова.

В октябре Юля родила мальчика, и Сергей прилетел посмотреть на сына. Ему удалось получить всего несколько дней, что вызвало новый всплеск возмущения у жены. Роды прошли достаточно легко: ей дали эпидуральную анестезию, так что Юля не слишком мучилась, но тем не менее приравнивала рождение ребенка к совершению подвига. Сергей принял мальчика, названного Андреем, при выписке из роддома, побыл с семьей еще пару дней и улетел обратно в Канаду, а уже через месяц в обстановке величайшей секретности отправился в Египет к Сальме. На работе знали о его непростой личной ситуации и по-доброму подшучивали над метаниями Сергея между двумя странами и двумя женщинами с детьми.

– Дурак я был, что вообще женился, – признавался Сергей в моменты откровения, выпив в баре с канадскими друзьями. – Но первый раз у меня вроде и выбора не было – так сложились обстоятельства, что любой порядочный человек был просто обязан жениться. А что развелся и женился повторно, так вдвойне дурак. Надо было оставить все как есть. Черт меня дернул вообще связаться с Юлей…

– Да уж, ситуация, – качали головами друзья. – Про твою жизнь сериалы можно снимать.

В присутствии Моны Сергей также старался не упоминать о новой жене и ребенке, хотя бывшая жена в целом реагировала спокойно. Лишь по едва изменившемуся выражению ее лица он мог догадаться, насколько ей неприятно слышать о Юле. Сергей останавливался в гостинице неподалеку от их дома и почти целый день проводил вместе с дочерью: катал ее на упряжке, запряженной лошадьми, водил в парк, на пляж или на аттракционы. Девочка, редко видевшая отца, за это время успевала сильно к нему привязаться; Мона беспокоилась по этому поводу и даже ревновала дочь к Сергею, но не могла запретить им встречаться. Приходилось признать, что бывший муж, поступивший непорядочно по отношению к ней, все же не бросил ребенка: по мере возможности он поддерживал связь с Сальмой и обеспечивал ее всем необходимым, Моне оставалось лишь догадываться о том, каких усилий ему стоило выкраивать для дочери время и деньги.

Мона

Первый месяц после расставания с Сергеем Мона прожила как в тумане. Единственной ниточкой, связывающей ее с миром, была Сальма. Жизнь полностью замкнулась на заботах о дочери, и все остальное потеряло для нее смысл.

Она во всем призналась Линде: подруга долго ахала и, как могла, успокаивала Мону.

– Все будет хорошо. Знаю, что сейчас тебе тяжело, но время лечит…

– За что? За что он так?

– Аллах все видит, дорогая. Рано или поздно Сергей ответит за свои поступки… И он, и эта женщина.

– Я знаю. Но я не хотела, чтобы он отвечал. Я просто хотела быть счастливой. Неужели я этого не заслужила?

– Мона, дорогая, ты заслуживаешь всего самого хорошего. Но Аллах лучше знает, что нам надо. Положись на него и не падай духом.

Прошло несколько месяцев, и боль стала потихоньку отступать. Мона больше не плакала ночами, а проваливалась в глубокий сон и утром открывала глаза, не сразу вспоминая о Сергее. Она проводила дни, занимаясь с дочерью, а в краткие минуты покоя, пока Сальма спала, читала книги. У нее по-прежнему не было друзей, кроме Марьям и Линды, но Мона привыкла к одиночеству и воспринимала его как должное. Она стала строить планы на будущее: отдать дочку в садик, когда та еще немного подрастет, и поискать работу наподобие той, что была у нее в Каире. Моне хотелось заниматься еще чем-то, кроме ребенка; и потом, она не знала, как долго Сергей продолжит высылать им деньги. В этой непростой ситуации Мона считала совсем нелишним иметь собственный источник дохода.

Однажды поздно вечером раздался звонок; по голосу Линды Мона сразу поняла, что что-то случилось.

– Тут такое дело… ты только не нервничай. В общем, меня просил позвонить твой отец. Он надеялся, что мы до сих пор общаемся и что я смогу тебе передать…

Мона молчала, вцепившись в трубку.

– Ему плохо. Совсем плохо… Уже неделю не встает, и врачи говорят, что… В общем, времени осталось мало и надо готовиться к самому худшему.

– О, Аллах…

– Он хочет проститься с тобой.

– Ты что-то говорила про Сальму?

– Нет. Но ведь он и так знает, что ты была беременна.

– Я боюсь, – прошептала она.

– Понимаю. Но сейчас у тебя, возможно, последний шанс поговорить с отцом и даже помириться с ним. Я видела его сегодня: он совсем не думает о мести. Это просто пожилой уставший человек, который не хочет умирать, не повидавшись с дочерью.

Мона записала номер телефона отца и долго сидела, глядя на бумажку с цифрами. Она вспоминала свою прошлую жизнь в родительском доме, и по щекам ее текли слезы. Как случилось, что они с отцом стали злейшими врагами, что она вынуждена скрываться от его гнева?