Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Отец хочет видеть Сальму.
Мать поджала губы, но молча отдала девочку. Мона вернулась к отцу, стараясь не обращать внимания на перешептывания соседей.
– Вот моя дочь.
– Поднеси ее поближе. Я хочу посмотреть… Она похожа на тебя, Мона.
– Да. Все так говорят.
– Где ее отец?
– Он работает в другой стране.
– Девочка записана на него?
– Да. Он признал Сальму.
– Вы расстались? Скажи честно. Сейчас тебе нечего бояться.
– Да, папа. Мы расстались. Он развелся со мной и женился на другой женщине, и она уже родила ему сына. Клянусь Аллахом, я говорю правду.
– Эта женщина – его соотечественница?
– Да, папа.
– Хорошо. – Заметив, как вспыхнула Мона, отец пояснил: – Знаю, что тебе больно. Ты многим пожертвовала ради этого мужчины. Но поверь, так лучше для всех. Тебе тоже надо выйти замуж за хорошего человека…
– Сейчас я не могу думать о мужчинах. Прошло слишком мало времени.
– Подумай об этом, когда будешь готова. Считай, что это моя последняя воля. – Он ненадолго замолчал. – Ты знаешь, у Ахмеда уже двое детей.
– Я рада за него.
– Ты совершила большой грех, дочка. Но Аллах милостив, – кто знает, может быть, он простит тебя. Главное, чтобы ты раскаялась и не повторяла прошлых ошибок.
– Не волнуйся, папа. Теперь я понимаю многое из того, чего в силу молодости не могла понять раньше.
– Этот человек видится с Сальмой? – Мона заметила, что отец избегает называть Сергея по имени.
– Да, он приезжает иногда… и высылает деньги.
– Что ж, значит, у него есть хоть какие-то представления о порядочности. Может быть, это и неплохо, что Сальма живет далеко от него. Здесь она вырастет мусульманкой. – Отец, казалось, просто размышлял вслух. Он снова тяжело вздохнул и ненадолго замолчал, погрузившись в свои мысли. – Я был рад увидеть вас, тебя и мою внучку. Храни вас Аллах.
– Мы можем остаться на ночь?
– Возможно, вам придется задержаться даже дольше, – усмехнулся отец. – На все воля Аллаха. Скажи матери, чтобы она разместила вас наверху.
Сердце Моны екнуло. Перед глазами промелькнули детские годы, проведенные в этом доме, в их общей с Сумайей спальне.
– Да, время бежит, – сказал отец, как будто подслушав ее мысли. Аль-Хамду ли-Ллях – Сумайя замужем и скоро станет матерью. Карим тоже женился. С нами остался только Омар.
– Сумайя беременна? Я не знала! – воскликнула Мона.
– Мать, наверное, не успела тебе рассказать. Иди к ней.
– Конечно. Я вижу, что ты очень устал. Тебе надо отдохнуть.
– Да, я очень устал, дочка. Иди. Нет, сначала поцелуй меня. Пусть Аллах защитит тебя и твоего ребенка.
Сальма, с интересом наблюдавшая за дедом, скривила забавную рожицу, и он слабо улыбнулся в ответ.
Мона вышла, прикрыв за собой дверь. Отец закрыл глаза и, казалось, сразу заснул.
Соседи все не расходились. Мона вновь ощутила неловкость и, пробормотав что-то невнятное, сразу поднялась к себе в комнату, чувствуя, как ее спину прожигают любопытные взгляды.
Мать уже постелила постель и даже достала для Сальмы старые детские игрушки. На мгновение Мона вдруг вспомнила себя юной семнадцатилетней девушкой, тайком читающей любовные романы и мечтающей о путешествиях, интересной жизни и принце на белом коне. Как много времени прошло с тех пор!
Сальма стала капризничать, и мать взяла девочку на руки. Она с трудом сдерживала слезы, пытаясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями. Какое-то время они провели в комнате; Мона слышала слабый гул голосов и не хотела спускаться вниз, чтобы не столкнуться ни с кем из соседей.
Мать принесла поднос с едой; она выглядела еще более осунувшейся и уставшей.
– Я могу чем-то помочь? – спросила Мона.
– Нет, спасибо. – Она, не поднимая глаз, вытирала руки о фартук. – Пришли Карим с женой и Омар. И Сумайя уже едет сюда.
Мона вздрогнула.
– Они, наверное, не хотят меня видеть?
Мать сделала неопределенный жест руками.
– Сумайя злилась, когда из-за твоего развода сорвалась ее свадьба. Но, думаю, сейчас это в прошлом. А мальчики… думаю, им достаточно того, что тебя простил отец.
– А ты, мама? Ты меня простила?
Та отвела глаза.
– Ты причинила нам много горя, детка.
Мона слабо кивнула, пытаясь сдержать слезы.
– Сейчас все наши мысли в первую очередь об отце, – проговорила мать, глядя куда-то вдаль. – Вчера доктор предупредил, что он вряд ли переживет следующую ночь… Но он все еще с нами, – возможно, потому, что ждал тебя.
– Ты хочешь сказать…
– Сегодня все дети будут ночевать в доме, – оборвала ее мать. – Соседи скоро уйдут. После этого ты можешь спуститься… но сейчас тебе лучше побыть здесь.
– Я и сама не испытываю никакого желания видеть этих сплетников, – пробормотала Мона.
У нее совсем не было аппетита, зато Сальма с удовольствием уплетала то, что принесла бабушка. Поев, она заскучала, и Моне стоило больших усилий удерживать девочку в комнате. Ей совсем не хотелось, чтобы соседи разглядывали Сальму и судачили об отце девочки. Мона знала, что после скандального развода с Ахмедом слухи о таинственном иностранце просочились и сюда, и теперь у соседей появилось много поводов для злословия. Обычаи Египта таковы, что женщина, чей брак не объявлен публично, в глазах окружающих не является замужней даже при наличии официального свидетельства о браке, и Моне это было хорошо известно.
Ближе к вечеру приехала Сумайя. Сестры долго смотрели друг на друга, не в силах вымолвить ни слова, а затем бросились в объятья и дружно разрыдались. Мона сразу заметила округлившийся живот своей младшей сестры. Они долго разговаривали, то плача, то смеясь, вспоминая детство и рассказывая друг другу новости последних лет.
– Так ты живешь совсем одна? – ужаснулась Сумайя.
– Да. Сергей развелся со мной. Он признал ребенка, навещает Сальму, высылает деньги… но у него есть другая семья там, в Киеве.
– Какой кошмар!
– Ничего, я уже привыкла, – грустно отозвалась Мона.
– Я видела в новостях, что у них в Украине тоже революция?
– Да. Я как раз была там, когда все началось. Представляешь: попала с одного майдана на другой. И ни там, ни там никакого счастья у меня не случилось.
Она видела, что Сумайя больше не держит на нее зла, и не могла скрыть своей радости, вновь обнимая свою любимую младшую сестру. Ужин прошел в семейном кругу, Мона увидела своих братьев и познакомилась с женой Карима. В таких обстоятельствах всем было не до веселья, но сама Мона, несмотря ни на что, ощущала невероятное облегчение, зная, что теперь она не одна. Пусть пока ее приняли скрепя сердце, но она больше не изгой; ей больше не придется скрываться от гнева родных.