— Давай прогуляемся, — сказал он и, не дожидаясь моего подтверждения, неторопливо вышел из раздевалки.

Я неохотно последовал за ним, и поскольку поле все еще было заполнено болельщиками, игроками из другой команды и цирком СМИ, он повел меня в тренажерный зал.

— Садись, — сказал он, указывая на скамейку. Когда я это сделал, он опустил руки на бедра, на мгновение уставившись в землю, прежде чем посмотреть на меня. — Что случилось?

— Я не..

— Меня не волнует, если ты не хочешь говорить об этом. Ты часть этой команды, и ты — главная причина, по которой мы сегодня получили двойку. Ты был дерьмовым в освещении, и отдавал нам в лучшем случае двадцать процентов от всего себя.

Мне было стыдно за то, насколько точна была эта оценка.

— Итак, как капитан, моя работа — выяснить, что происходит, хочешь ты этого или нет. Ты можешь либо сказать мне сейчас, либо я превращу твою жизнь в сущий ад каждую тренировку, пока ты этого не сделаешь.

Я поджал губы.

— Что, ты собираешься заставить меня бегать кругами?

— Если это то, что нужно.

Я покачал головой, балансируя локтями на коленях, в то время как мои плечи

опустились.

— Это семейное дерьмо. Ничего такого, чем я хотел бы с кем-то поделиться — без обид.

— Кто-нибудь умер?

Я нахмурился, глядя на него.

— Что? Нет. И это было немного грубо, кэп.

— Мне нужно знать, насколько это серьезно.

— Почему, чтобы ты мог заменить меня?

Он бросил на меня взгляд, который повторял его прежние чувства.

Если это то, что нужно.

Я провел рукой по волосам, снова выпрямляясь.

— Я порвал с Джианой. Я вернулся к Малие. Моя мама собирается на реабилитацию. Мой отец — кусок дерьма, которому на все это наплевать, и если ты столкнешь меня с моего места, клянусь Богом, я убью тебя, Холден, потому что ты лишишь меня единственного источника радости, который у меня есть. Футбол — мой спасательный круг, — сказал я, удивленный тем, как у меня сжалось горло при этих словах. — Это… это все, что у меня осталось.

Я встретился с ним взглядом, грудь вздымалась, и что-то более мягкое появилось на его лице, когда он посмотрел на меня в ответ.

— Ты снова с Малией, — сказал он, решив проигнорировать остальное.

Я шмыгнул носом, снова глядя в землю. — Да.

— И это то, чего ты хочешь?

— Да, — солгал я, вставая. — Теперь я могу идти, сержант, или вы отправите меня

на гауптвахту?

Холден бросил на меня взгляд, который сказал мне, что его явно не позабавила

шутка, но, тем не менее, он казался достаточно удовлетворенным, чтобы перестать мучить меня — по крайней мере, на день.

— Иди, — сказал он, отмахиваясь от меня. — Приведи себя в порядок перед понедельником. — Я кивнул, но прежде чем я успел дойти до двери, он снова позвал. — И не забывай, что мы не просто твоя команда, — сказал он, останавливая меня.

Я подождал, но не обернулся.

— Мы твои друзья. Мы семья. Я знаю, что ты всегда протягиваешь руку помощи, Клэй, но мы тоже можем тебе помочь. — Он сделал паузу. — Ты просто должен быть готов позволить нам.

Что-то в этом чувстве пронзило меня, как раскаленное лезвие между ребер, поэтому я просто кивнул, давая ему понять, что услышал его, а затем нырнул за дверь, направляясь в раздевалку.

Как только я завернул за угол, она была там.

Джиана была тускло освещена в другом конце коридора, ее волосы были собраны в беспорядочный пучок на макушке, когда она возилась с ключами от своего офиса, балансируя iPad, зажатым под мышкой. Даже на расстоянии я мог видеть мешки у нее под глазами, которые отражали мои, опущенные плечи, которые напоминали мне о боли, которую я причинил ей.

Когда дверь со щелчком открылась, она вздохнула и посмотрела в коридор. Она застыла, когда увидела меня.

Жгучая боль в груди была такой, словно я испытал все удары, от которых когда-либо становился жертвой, одновременно. Это было сокрушительно и душераздирающе, и все же я воспользовался каждой ужасной секундой этого, чтобы посмотреть на нее немного дольше.

Она открыла рот и сделала небольшой шаг ко мне, но затем остановилась, снова сжав губы.

А затем она нырнула в кабинет, захлопнув за собой дверь.

***

Джиана

— Ты знаешь, мне неприятно видеть тебя в таком состоянии, — сказал папа, потягивая свой бурбон, пока я вилкой возила салат по тарелке. Я думала, что, по крайней мере, немного передвинув его, это будет выглядеть так, как будто я что-то съела, но куча сырой рукколы, уставившаяся на меня, умоляла не соглашаться.

Я опустила вилку, откинувшись на спинку стула и сокрушенно вздохнув. — Я знаю. Мне жаль, папа.

— Я не хочу, чтобы ты сожалела о том, что ты чувствуешь. Я хочу, чтобы ты поговорила со мной об этом, чтобы мы могли выяснить, есть ли способ исправить то, что причиняет тебе боль.

— Нет, — сказала я ему.

Уголок его рта немного приподнялся, даже когда его брови сошлись вместе, его черные очки в проволочной оправе сдвинулись в такт движению. Он покрутил свой стакан, сделав еще один глоток, прежде чем поставить его и наклонился вперед.

Мои собственные глаза цвета морской волны смотрели на меня в ответ, только его глаза были темнее, как и его кожа и волосы. Но любой, кто проходил мимо стола, мог видеть, что мы родственники, мог видеть, насколько я предпочитаю его своей маме.

— Вышло из-под твоего контроля, да?

Я кивнула, снова берясь за