Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом прошел Алессандро Феорованти, заместитель исполняющего обязанности Верховного председателя, и, прищурив глаза, им улыбнулся. Они ответили ему вежливым кивком. Генерал Топал резко переменил выражение лица и тему разговора:
— Эрих, как поживают жена и дети?
Тот впервые спрашивал его про семью. Бергман ему подыграл.
— С ними все хорошо. Как ваша дочь и внуки?
Худощавый генерал махнул рукой:
— Не пропадут… Эрих, пора нам возвращаться к плодотворному сотрудничеству, как в старые добрые времена. Эпоха помпезных посредственностей ушла. Хотя некоторые пережитки прошлого по-прежнему думают, что им еще есть место на сцене, — Топал кивнул на генерала армии Карраса, пожилого мужчину с длинными закрученными усами, который разговаривал с Сермонтом. — Настало наше время.
Бергман нахмурил брови:
— Если таков приказ, то я не могу вам отказать.
Топал закатил глаза:
— Только не говори мне, что ты до сих пор дуешься на меня за тот случай на севере-востоке. Тогда моя стратегия оказалась эффективной, а значит, была правильной.
Он сжал руку в кулак:
— В вашем понимании сравнять с землей целое поселение мирных жителей без необходимости выглядит как что-то правильное?
— Да, если при этом остальные сдадутся без боя, и никто из твоих солдат не пострадает. Мир развращен и жесток, поэтому, чтобы добиваться результатов, мы сами обязаны действовать твердо и руководствоваться лишь холодной волей рассудка, а не быть рабами своих эмоций.
— Я не согласен ни с вашим видением, ни с вашими методами. Мне пора, Ваше Превосходительство, — Бергман отдал честь.
— Мне и самому нужно многим занться, генералы — люди занятые. Хорошо поболтали, Эрих. До скорой встречи, — Топал улыбнулся на прощание.
***
Алан ощупывал только что полученные медали, висевшие у него на груди.
Интересно, за сколько их можно продать… или лучше оставить как память о моей рабской молодости? Теперь я могу в любой момент распрощаться с армией. Вот бы еще вернули конфискованное семейное имущество, тогда бы мне точно не пришлось ломать голову о безбедном существовании.
Разделившись с Теосом после завершения церемонии награждения, Алан шел по аккуратному травянистому покрову обратно к армейским машинам. Впервые за долгое время он находился в приподнятом расположении духа, ненадолго забыв о бесплодных поисках Дина и грусти, которую ему навевало зрелище разоренных эллиадских земель. Однако внутренняя гармония была нарушена, когда через М-линк с ним связался получивший повышение до бригадного генерала Годвин и сказал подойти к подножию церемониального холма, откуда недавно вещал глава государства.
Завидев за спинами солдат и репортеров Годвина, Алан отсалютовал ему, едва не сбив с головы парадную фуражку, после чего проследовал за ним за оцепление, подальше от посторонних ушей и глаз. На бывшем заместителе экспедиционного корпуса сиял новенький мундир цвета небесной лазури, вышитый блестящим золотым узором.
— Старший лейтенант Верро, уже чувствуете вкус свободы? — с загадочной улыбкой произнес Годвин. — Долги прощены, пособие — пусть и скудное, — но заработано. Можно со спокойной душой увольняться со службы… Таков ваш план, верно?
Алан уже перестал удивляться проницательности Годвина:
— Все так, Ваше Превосходительство. Я благодарен вам и генерал-лейтенанту Бергману за хвалебные рекомендации на мой счет и хорошее отношение, но я уже говорил, что никогда не хотел быть военным. Это не мой выбор.
— Тогда сделайте свой. Если вы останетесь на службе, вас будет ждать завидная карьера. А если уйдете, то окажетесь ни с чем и уже будете не в силах никому помочь: ни эллиадским гражданам, ни товарищам по службе, ни друзьям.
Алан потупил взгляд и, дотронувшись до козырька, поправил фуражку.
— У вас большой потенциал. Если вы пожелаете остаться в должности адъютанта генерал-лейтенанта Бергмана, человек вашего ума и убеждений придется нам как нельзя кстати. В наше растущее объединение военных, помимо нас с генерал-лейтенантом, входит уже немало талантливых офицеров, а с недавних пор и майор Эрхарт. Можете считать нас чем-то вроде «военной семьи», какая есть почти у каждого генерала. Среди нас собрались способные люди с прогрессивным мышлением, единомышленники, которые стремятся преобразовать армию, да и всю Республику, к лучшему и заодно помогают друг другу с продвижением по карьерной лестнице.
Похоже, военные погрязли в интригах и борьбе за власть не меньше политиков. Ввяжешься на миг, и тебя затянет на всю жизнь.
Алан уставился в пустоту, а затем ответил:
— Я благодарю вас за щедрое предложение, Ваше Превосходительство, но военная карьера — это не то, к чему я стремлюсь. Я тот человек, который предпочитает изучать мир и людей со стороны, а не рвется в гущу событий. Мне по душе спокойная жизнь, и у меня наконец появилась возможность ее испытать.
Годвин помотал головой:
— Не нужно спешить с ответом. Сначала обдумайте все как следует. И ответьте себе на вопрос: можно ли обрести душевный покой, убегая от реальности?
Глава 36. Новая реальность.
Юлиан прогуливался вдоль оградительной решетки по горному плато, где был обустроен наблюдательный пункт военной базы Лазарус. Чаша радиолокационной станции и башня оптического наблюдения возвышались над долиной, через которую тянулись, точно нарисованные карандашом, серые полосы дорог и железнодорожных путей. Он дожидался Стефана и пригласившую их сюда Беллу, чтобы в уединенной обстановке обсудить внезапно открывшиеся перед ними возможности. Юлиан пришел на место встречи первым, поскольку заскочил только в штаб и, в отличие от остальных, не посещал ремонтную станцию: на северо-западе Республики ему досталось новая «Гончая», до него принадлежавшая одному из дезертиров.
Церемония награждения закончилась три часа назад и оставила после себя странное послевкусие. Свобода должна вызывать радость, но… думая о неопределенности будущего, он ощущал в груди трепет. Юлиан взглянул на дрожащую ладонь, глубоко вдохнул и сжал ее в кулак, пытаясь унять беспокойство, какого не испытывал даже на поле боя. Он притронулся к рельефной рукояти спрятанного за поясом кинжала. Посмертный дар друга, погибшего в случайной стычке с «Берсерками», послужил ему жестоким напоминанием собственной человечности.
С тех пор, как Дариус погиб, его разум и тело словно взбунтовались. Вырвавшись наружу, эмоции постоянно давали о себе знать. Гнетущая пустота, что поселилась в его
