Борис повернулся к Тюхису и произнёс как можно спокойнее:

– Ну хватит. Твой портфель у меня. В нём полно документов со штампами МГБ и за твоей личной подписью. Даже если меня здесь прикончат, верный человек всё равно передаст его Василию Сталину. Не знаю, зачем тебе понадобилось фотографировать мужика за феодальными утехами. Наверное, ты собирался при случае показать академику, как он морально разложился, чтобы потом использовать его в своих делишках. Но я слышал, что этого деятеля недавно на очередную Сталинскую премию выдвинули. Думаю, здесь у тебя промашка вышла. Ведь если наверху узнают, что ты по собственной инициативе собирал компромат на хозяйского любимца, твой красивый пистолетик с одним патрончиком тебе может понадобится.

Тюхис мгновенно понял, что проиграл, он уныло махнул рукой, приказывая своим людям всех освободить, затем раздражённо распорядился:

– Пошли все вон отсюда! Оставьте нас вдвоём.

Артур лично снял наручники с Нефёдова. Некоторое время они сидели молча. Разглядывая снова оказавшегося ему не по зубам Нефёдова, Тюхис сокрушённо вздыхал и потирал виски.

– Трудно стало работать, – будничным тоном пожаловался он Борису, будто их снова ничего не разделяло, кроме этого стола. Словно просто встретились старые школьные товарищи – поговорить по душам, вспомнить золотые деньки своей юности. – Сам видел: здоровье ни к чёрту. А уйти нельзя. Из нашего департамента – либо на повышение, либо ногами вперёд, и не всегда под музыку. Гораздо чаще по приговору своих же – в безымянную могилу. Вот и приходиться, рискуя больной головой, подбирать материальчик на разных влиятельных персон, чтобы было кому замолвить за тебя словечко в критической ситуации. Эти фотографии – мой страховой полис, последний шанс на спасение. Я слышал, у вас в авиации тоже без парашюта в воздух не поднимаются…

Пока Тюхис суетливо подбирал себе оправдания, Нефёдов боролся с закипающей в нём злостью. Ему хотелось вскочить со стула, схватить табуретку и со всего размаху всё-таки размозжить лживую змеиную башку изворотливого негодяя. Но он сдерживал ради Ольги. Нет, Артур ему нужен живым. Борис постучал пальцем по циферблату своих наручных часов и предупредил, что через сорок минут он должен быть на аэродроме.

– Ещё семь минут – как об одолжении попросил недавний хозяин положения. Тюхис должен был любой ценой вернуть свой портфель. Держа «за жабры» многих в этом мире, Артур как никто другой знал, каково это жить, зная, что где-то непрерывно тикает мина, которая в любой момент может разнести тебя в клочья.

– Немедленно прикажи, чтобы отпустили Ольгу, – словно отливая каждое слово в стали, потребовал Борис. – Иначе сегодня же твой портфель окажется у моего шефа.

Тюхис так старался решить дело полюбовно, что разве что не танцевал ягодицами на своём стуле.

– Послушай, Борис, я тебя понял. Ты действительно крутой и честный парень, и я тебя за это уважаю. Давай поступим так, я позабочусь, чтобы с Ольгой с этой минуты всё было в порядке. Даю тебе слово офицера: когда ты вернёшься, она будет выглядеть, как до ареста. А ты отдашь мне мой портфельчик со всем его содержимым. Идёт?

Вместо ответа Борис ледяным тоном поведал Тюхису историю, которую услышал от одного своего, недавно вернувшегося из отпуска сослуживца. Дело было в маленьком курортном местечке в Крыму. Когда поздно вечером коротнуло городскую подстанцию электроснабжения, то повсюду, в том числе на железнодорожном вокзале, погас свет. Среди пассажиров в зале ожидания началась паника, грозящая перерасти в давку с многочисленными жертвами. Особенно пронзительно в толпе вопил какой-то тщедушный мужичок истерического плана, которого страх превратил в опасного подстрекателя:

– Немедленно включите свет! Что происходит?!

И тогда перед массой испуганных людей появилась статная дама в красной фуражке начальника станции. Гордо повернув голову в сторону крикуна, она ответила ему с гениальной элегантностью

– А минет тебе не сделать? – мгновенно ошарашив паникёра и заставив толпу истерично хохотать.

Ответив Артуру в форме иносказательной притчи, Борис снова предупредил старого знакомого, что если он немедленно без всяких условий не отдаст своим подчинённым распоряжение выпустить Ольгу из тюрьмы, то ему скоро придёт «капут».

– Не могу, – уныло признался калека и опустил голову.

С мышцами его лица начинало творится что-то жуткое, они самопроизвольно сокращались, как взбунтовавшиеся против своего деррижёра оркестранты. Странный тик, вызванный поражением лицевого нерва, перетягивал искалеченную пулей часть лица в здоровую сторону, и тогда Борис видел перед собой коварную мефистофельскую кривую ухмылку, которая словно отражала истинный лик живущей в этом теле чёрной души. Затём неподконтрольные человеческой воле черточки лица самопроизвольно складывались в злобную маску. Так и не привыкшему к собственному уродству бывшему красавцу-мужчине хотелось заслониться руками, чтобы не выглядеть в чужих глазах жутким клоуном. Но вместо этого он растерянно пытался «спасти лицо» перед собеседником, пощипывая подёргивающиеся щёки и подтягивая пальцами уползающие набок губы в нужном направлении. При этом Артур ни на секунду не умолкал, теперь он торопился убедить опасного человека в своём бессилии решить его проблему:

– Клянусь! Я бы и рад освободить её, но теперь это уже не в моих силах. Скажи спасибо своему приятелю-генералу. Ты Ваське доверяешь, а ведь это он распорядился упрятать Ольгу бессрочно в каменный мешок, чтобы держать тебя на коротком поводке.

– Врёшь! – не поверил Борис. Василий?! Ольгу! Врешь!! Врёшь ты!!!

Но Тюхис настаивал, что на этот раз он говорит правду. Это было словно удар кинжалом в спину. Конечно Борис никогда не испытывал иллюзий в отношении Василия, но всё-таки верил в то, что лётчик лётчика не предаст, тем более Сталин-младший был обязан Нефёдову жизнью.

– Да я своими глазами видел директиву за подписью твоего шефа, – заявил Тюхис и процитировал по памяти: «В интересах имеющей важное оборонное значение операции „Восточный клинок“, считаю целесообразным и прошу продлить на неопределённый срок вплоть до моих последующих распоряжений тюремное заключение в следственном изоляторе гражданки Нефёдовой О. Ф… Подпись Василий Сталин».

– Сам понимаешь, пояснил Тюхис, – сын вождя – сам вождь и может всё.

Артур старательно тянул в сочувствующей улыбке не слушающийся уродливый рот.

– А как же закон?! – сам чувствуя, наивную глупость своего вопроса, жахнул кулаком по столу Борис. – На каком юридическом основании её держат в тюрьме?

– Эх, был бы человек, а дело ему подошьют, – сокрушённо вздохнул Тюхис, словно никогда не работал в учреждении, эти самые дела фабрикующие.

– Формально она проходит как обвиняемая в причастности к группе сотрудников французской редакции журнала «Советский Союз», обвиняемых по 58 статье за антисоветскую агитацию и в связь с французской разведкой.

– Но ведь она только недавно устроилась туда!