Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Однако подумать надо, утро вечера мудренее, – неохотно ответил тот. – Ложись…
Примерно после полуночи залаяла Лыска. Василий открыл глаза.
– Слышь, Жор, твоя лает. На кого?
– Я откуда знаю. Выйди, глянь, тогда узнаешь.
Василий слез с нар и вышел из избы. Лыска стояла рядом с дверью и лаяла в глубину леса.
– На какого чёрта ты лаешь?
Пригляделся. В темноте на снегу различил движение. По дневному следу, оставленному им и Георгием, кто-то двигался.
– Слышь, Жора, вроде как Соболь возвращается!
– С ума сошёл? Откуда?
Василий быстро оделся и побежал. Лыска с ним. Подбежала к тени, лая не было. Заскулила. На снегу лежал Соболь. Лыска облизывала израненного медведем кобеля. На него было страшно смотреть. Оторванное наполовину ухо болталось на голове. Шкура разорвана, свисала клочьями, а стекающая из ран кровь застыла, превратившись в сосульки. Когда Соболь, увидев подбежавшего хозяина, поднялся на ноги, чтобы его приветствовать, сосульки звякнули на морозе.
– Живой! – радостно закричал Василий. Тут же подхватил кобеля на руки и бережно понёс к избе. Затащил внутрь. В избе горела лампа.
– На нары клади, – посоветовал Василию Георгий.
Соболя положили на постель, где спал Василий. Кобель смотрел на людей умными глазами и ждал помощи.
– Сейчас, сейчас, потерпи минуточку, я тебе раны обработаю, – суетился, бегая по избе, Василий. – Где аптечка?
Часть оторванного уха он отрезал ножницами, рану прижёг йодом. От боли кобель заскулил, зажмурил глаза. Василию показалось, что у Соболя потекли слезы. Куски шкуры, свисавшие с шеи, аккуратно приложил на свои места, два места прошил суровой ниткой, заранее смоченной в водке. Перебинтовал.
– Всё!
– Жить будет, однако, – изрёк Георгий.
Василий удивлённо посмотрел на напарника.
– Откуда знаешь?
– Вон как хвостом виляет.
– Молодец, зверюга, – похвалил его Василий. Сел рядом с Георгием и закурил, переведя дух. Сделав несколько глубоких затяжек, успокоился: – Завтра необходимо всё-таки медведю отомстить.
– Однако посмотрим. Может, его на улицу отнести? Пусть Лыска ему раны полижет.
– Ночь со мной поспит, а завтра посмотрим, – улыбнулся Василий.
Затушив самокрутку, лёг рядом с собакой, стараясь не придавить её своим телом. Всю ночь Василий просыпался и ворочался, клал на грудь Соболя руку, чтобы почувствовать, бьётся ли у того сердце. Сердце стучало. Утром на охоту не пошёл, остался в избе с раненой собакой.
– Вдруг кобелю что-нибудь захочется, а меня нет! – резонно заметил он на вопрос Георгия, когда тот уходил с Лыской на охоту.
К обеду кобелю совсем полегчало. Он поел и запросился на улицу. Василий его выпустил и даже снял бинты с шеи. Соболь покружился вокруг избы, покатался на чистом снегу, а когда отряхнулся и подбежал к хозяину, тот совсем успокоился.
– Зажили раны, как на собаке, – философски высказался Василий. – Правда, ещё не совсем. А вот на обидчика своего, медведя, ты бы пошёл?
Кобель утвердительно завилял хвостом.
– Однако прав я был. Выздоровела собака, – сказал, вернувшись, Георгий.
– Чего так рано?
– Без вас охота не в радость. Добыл пару белок и назад.
– Есть будешь? Я обед приготовил, – предложил Василий.
– Однако чаю попью.
Чай пили молча. Наконец Василий спросил:
– Слушай, Жор! Как родственник тебя прошу, пойдём отомстим медведю за собаку. Побеспокоили мы хозяина тайги. Вдруг он проснётся, вылезет из берлоги и начнёт по участку шастать? А у нас ещё пара месяцев охоты впереди.
– Однако я и сам думал, что идти нужно.
– Так сейчас и пойдём. Времени ещё достаточно. До берлоги добежим, вспугнём деда, и… – не давая Георгию сообразить и ответить, Василий начал быстро собираться…
К горельнику пошли напрямую. Сразу к берлоге. Впереди Василий с карабином за плечами и с кобелём на поводке, за ним, ведя Лыску, Георгий. Соболя Василий привязал поперёк туловища, чтобы не беспокоить раненую шею. Кобель не сопротивлялся. Когда до берлоги осталось всего несколько метров, Василий остановился. Проверил карабин, загоняя патрон в патронник.
– Жор, ружьё заряжено. Ты бы пару патронов ещё сунул в карман. Сподручнее будет доставать. И не бойся, я стрелять первым стану.
Тот прислушался к совету и переложил несколько заряженных пулями патронов из патронташа в карман телогрейки, поправил висевший на поясе нож.
– Молодец, напарник! Смотри, как Соболь на дыбы становится. Чует медведя.
Жора округлил глаза, услышав слово «медведь». Василий заметил это и сказал:
– Извиняюсь, чует деда лохматого. Не напугался Соболь. Значит, настоящая собака из него получилась. Правильно я его из всего помета выбрал. Все мои приметы, про которые я тебе рассказывал, подтвердились. – Василий смотрел на рвущегося к медведю кобеля.
Георгий не выдержал:
– Пусти его, пора! Зачем держишь?
Василий отпустил Соболя. Пёс взвыл и влетел внутрь берлоги. Такой прыти охотники от собаки не ожидали. Они подняли оружие и прицелились в берложье чело. Внутри стояла тишина, Соболь не лаял. Голова собаки показалась из берлоги.
– Ух! – Василий и Георгий перевели дух, ещё не понимая, что происходит.
Кобель выскочил наружу, крутанулся на одном месте, ловя носом морозный воздух. Поймал медвежий запах и рванул по выходному медвежьему следу. Скрылся из виду.
– Это ещё что такое? Что, зверя нет внутри? – Василий опустил карабин и посмотрел на напарника.
Тот испуганно таращился в ответ. Лыска рвалась с поводка.
– Собаку-то свою освободи! Пусть бежит!
Георгий отпустил Лыску, и она побежала за Соболем. А он так и остался стоять с поводком в руке. Василий подошёл вплотную к берлоге. Долго стоял, рассматривая следы зверя на снегу.
– Всё ясно! – подвёл он итог. – Миша кобеля оглушил вчера, подмял под себя и затих. А когда сука умолкла и ушла, он вылез и пошёл по нашему следу. Сразу и не поймёшь, что к твоим и моим следам ещё и звериные следы добавились. Гляди, только когти в снегу и видны. Человек шёл, а из его обуви когти торчат. Чудно получилось!
Георгий молчал, лицо его становилось все бледнее и бледнее.
– А после Соболь из берлоги вылез и к избе пошёл, только не медвежьим следом, а напрямик.
– А где же он теперь? – наконец произнёс Георгий.
– Медведь, что ль?
Георгий кивнул.
– А чёрт его знает, где. Пойдём и узнаем. Следы или собаки покажут. Пошли, а то скоро стемнеет.