Парнишка, на вид лет шестнадцати, но не по годам крепкий и коренастый, усмехнулся:

– Так уж и в коллективизацию. Ты же рассказывал, что здание сельсовета сразу после рождения отца построили. А он ведь аккурат после войны родился, как только ты с фронта вернулся.

Дед осмотрел внука с ног до головы.

– А может, градусник и после войны перестал работать. Кто ж теперь помнит…

– Всё ты, дед, путаешь.

– Поживёшь с моё, и ты начнёшь путать. Ишь, взялся деда учить! Яйца курицу не учат! Так говорится или я опять путаю?

– Так, так! – согласился внук.

– Вот я и говорю, ну никак сейчас на улице ноль градусов быть не может. Сейчас около тридцати, а может, и того больше. Вон как у тебя щёки покраснели! – И дед Евсей ласково потрепал внука по щеке.

Тот засмущался. Отвернулся от деда, оглядел улицу: не видел ли кто дедовских нежностей. Ведь он, Ванька, давно считал себя взрослым. А тут ласкается, старый.

Но Ванька деда боготворил. Всему у него учился, во всём старался подражать. Особенно в охотничьих делах. Ведь многие жители их таёжного села в основном были промысловиками. Так велось испокон веку. Пришли их предки когда-то сюда, поселились, построили избы, отвоевали у тайги немного пахотной земли, чтобы посеять зёрна и посадить картошку. Всё остальное им тайга и так давала.

Охотились многие. Даже кое-кто из баб в тайгу на промысел хаживал. Особенно когда нужда заставляла. Били сельчане зверя разного, пушнину и мясо государству сдавали, а им за это деньги выплачивали. Они себя на эти деньги обували и одевали, семьи содержали. Новый припас для промысла закупали, чтобы в следующий охотничий сезон опять в тайгу заброситься. И так год за годом. Сезон за сезоном. Богатыми не становились, но и с голоду никогда не пухли. Всегда у каждой семьи было из чего суп приготовить. А если у кого с кормильцем что в тайге случалось, было и такое, то всем миром той семье на выручку приходили…

Накануне Прохор, Ванькин отец, сын деда Евсея, со своего охотничьего участка домой вернулся – с близкими повидаться, по дому семье помочь. А по пути медвежью берлогу проверил. Хозяин тайги залёг в ней ещё с начала зимы, и сейчас брать его было в самый раз.

– Мужиков, батя, собери, – сказал он деду Евсею. – Пусть помогут. Ну а мы уважение им окажем. Поклонимся сельчанам охотой медвежьей, глядишь, и они когда-нибудь нас не забудут. Зверь спит огромный. Возьмём мяса, на все семьи хватит.

– А Ваньку-то возьмём на берлогу? – спросил дед.

– Как же не взять…

Утром дед с Ванькой отправились выполнять просьбу Прохора. И вот задержались у сельсовета.

– Пошли, дед, хватит уже! – торопил Ванька деда. – Только время теряем. Ведь медведь может встать из берлоги и пойдёт по тайге шастать, пока мы тут по сломанному градуснику погоду определяем.

– Эх, внучок, – дед Евсей улыбнулся, – спешка, знаешь, когда нужна? Говори!

Тот молчал, хотя знал, что дед сейчас скажет. Сколько раз от него это слышал. Молчал из уважения. Наконец дед выдал:

– Спешка нужна при ловле блох!

– Согласен, дед. Но идти-то всё равно нужно. И так полдня потеряли.

– Не переживай. Куда хозяин из своей тёплой спальни денется? Лежит себе и лапу сосёт вместо леденца.

– Так уж и сосёт? – Ванька с недоверием посмотрел на деда.

– Факт, лапу сосёт. А что медведю в такой мороз делать? Не веришь? Вот сейчас у Якова Ивановича спросим. Он не даст соврать.

Дед остановился у одного из домов и постучал в дверь. Толкнул, не дождавшись, когда откроют, вошёл. Ванька за ним.

– Входите, входите, гости дорогие! – послышались голоса хозяев. Семья сидела за длинным столом.

– Присаживайтесь чай пить, – пригласил глава дома Яков Иванович.

– Мы с огромным удовольствием! – начал раздеваться дед Евсей.

Ванька последовал его примеру, про себя досадуя на очередную задержку. Но ничего не поделаешь, традиция.

– С чем пожаловали? – спросил Яков Иванович, дождавшись, когда дед Евсей нальёт себе в кружку чаю из ведёрного самовара.

– Мы к вам с просьбой. – Дед хлебнул из чашки, похрустел сушкой с маком и снова отпил чаю.

Хозяин ждал, когда гость изложит свою просьбу.

– На медведя, Яков Иванович, сходить не желаешь? Очень нас уважишь. Вчера Прохор, сын мой, из тайги вышел. Берлогу проверил знакомую. Лежит в ней косолапый, нас ждёт. Говорит, зверь хороший. Шкура чёрная. Он этого зверя ещё по осени приметил.

– Кто пойдёт? – Яков Иванович допил чай, аккуратно перевернул кружку вверх дном, поставил на блюдце.

– Трое нас. Прохор, я и внук Ванька. – Евсей кивнул на Ваньку, сердце которого ёкнуло: вдруг Яков Иванович сейчас заартачится?

Тот, посмотрев на парня, сказал:

– Хорошо. Ещё кто?

– Ты с сыном, если согласишься. Григория позовём, Панкрата. Этого хватит. Пару собак возьмём. Согласен?

– Пойдёт. А я лошадёнку запрягу, чтобы зверя вывозить. Во сколько встреча?

– Как рассветёт. У нашего дома. Устроит?

Яков Иванович кивнул.

Для приличия дед Евсей и Ванька ещё минут пятнадцать посидели за столом. А потом поблагодарили хозяев за угощение, извинились, что побеспокоили, оделись и вышли на улицу.

– Пошли к Григорию, а опосля к Панкрату. Долго засиживаться не станем. Если я забудусь, ты, Ванька, меня торопи. Нам ведь ещё собраться нужно. А то есть у меня грешок – люблю по гостям ходить.

– Есть грешок, – согласился тот. – Дед, а про лапу-то медвежью ты не спросил. Обманул меня. Может, у Григория спросим?

– Ничего твой Григорий о лапах не знает. Он ведь ненамного старше тебя. Ты напомни мне завтра, я у Якова и спрошу. С годами многое стал забывать.

– Напомню, дед. Обязательно напомню…

Но утром Ванька напрочь забыл спросить деда, как медведь сосёт лапу и зачем. Было не до того. На медведя его взяли в первый раз. Из-за этого он переволновался и ночью плохо спал. Ворочался в постели почти до утра. Пока завтракали, отца и деда вопросами беспокоить не стал. А уж когда вся бригада собралась у их дома, вообще всё из его головы повылетало. Мужики вспоминали свои походы на медведей, курили. Обговаривали, как этого лучше взять. Где уж тут что-то спрашивать…

Наконец бригада тронулась в тайгу, которая начиналась сразу за огородами. Каких-то сто метров от села. Мужики были без лыж. По неглубокому ещё снегу идти было хорошо. У всех за плечами ружья, у Ваньки за поясом топор. Дед приказал взять, чтобы рубить жерди и разбудить ими медведя.

– Негоже его спящего стрелять. Это грех большой – зверя сонного добыть, – поучал он внука. – Иначе он нам отомстить может.

– Это как?