– Я думал, ваши разногласия остались в прошлом, – сказал Труско.

– Дело не в разногласиях, – парировала Прозор. – Дело в том, что нам причитаются равные доли добычи. Сурт была готова туда пойти, а это ведь и в ее обязанности не входит.

– Если она так нервничает, – заявила я, – то возьмите в экспедицию и меня.

– Ты нужна мне на костях, Фура.

– Кости за последние пятнадцать дней даже не пикнули. Если бы рядом был какой-нибудь корабль, я бы об этом узнала. Мы сможем быстро войти и выйти, верно? При условии, что Страмбли сделает свою работу.

Большой глаз Страмбли вспыхнул от раздражения, как фара трамвая, который едет сквозь туман.

– За меня не переживай, – огрызнулась она, а потом прибавила: – Поддерживаю Проз. Пусть девчонка докажет, чего она стоит. Кости подождут, да и ауспиции на нашей стороне.

– Ну да, – задумчиво проговорил Труско. – И они действительно правы, Фура. Как бы мне ни претила мысль подвергать ненужному риску чтеца костей, думаю, немного практики в скафандре тебе не повредит, да и ты, по крайней мере, легче Дрозны.

Пришлось выдать свою лучшую усмешку.

– Я же сказала, что готова к этому, не так ли?

Еще три часа ушло на то, чтобы закончить подготовку катера, и к этому времени нам оставалось всего двадцать восемь часов, чтобы войти и выйти из шарльера. Мы с Прозор, конечно, это знали, но, кроме нас, никто не был в курсе. Труско злился из-за того, что его задержал несчастный случай с Сурт, но он все еще вел себя так, как будто у него в распоряжении были дни, и мы с Прозор мало что могли сделать, чтобы наполнить его паруса. У него и так шумело в голове от забот, не стоило это усугублять.

– Случались в моей жизни всякие совпадения, – говорил он, пока мы запечатывали шлюз перед отправлением катера. – Но чтобы на протяжении считаных недель один член команды погиб, а другой был ранен…

– Говорят, невезение любит троицу, – заметила Страмбли. – Интересно, что будет дальше?

– О, номер три уже был, – сказал Труско с убежденностью, от которой сам улыбнулся. – И даже номер четыре, если считать первые два шарльера по отдельности.

В катере нас было четверо, в отличие от обычной команды Труско из трех человек. Вдобавок к Труско и Страмбли мы с Прозор заменяли отсутствующего Гатинга. Мы оставили Дрозну, Тиндуфа и раненую Сурт присматривать за кораблем. Через маленькие иллюминаторы катера я наблюдала, как «Королева» становится все меньше и меньше, постепенно теряясь на фоне далеких звезд и Вихря, похожего на смазанный отпечаток пальца на морозном стекле. Это был всего лишь корабль и не очень внушительный, но все они через какое-то время кажутся домом, и, что бы я ни думала о ее команде, сама «Королева» никого из нас не подвела. Оставляя ее вот так, в полном одиночестве, на милость «Рассекающей ночь» – она была где-то рядом, пусть мы ее и не видели, – я ощутила тихий стыд.

Но я собиралась вернуться.

Труско спускался легко и непринужденно, потратив целый час на то, чтобы подвести нас к поверхности, а когда мы прибыли, он провел еще час, кружась возле шарльера, просто на случай, если там было что-то не соответствующее картам. У нас оставалось двадцать шесть часов с того момента, когда он наконец-то посадил катер, и пришлось потратить еще один на раздумья о том, как лучше переместить оборудование в шахту. Мы с Прозор не могли его торопить, но, когда встретились взглядом, напряжение в ее глазах было таким сильным, что казалось, в них вот-вот полопаются кровеносные сосуды.

– Понимаю, – ответила я одними губами.

К счастью, наверху не было никакой двери, только круглое отверстие в коре шарльера. Его можно было принять за затененный кратер, только вот на этом камне, похожем на кость, других кратеров не было. Даже с близкого расстояния дыра не казалась чем-то особенным. Надо было подойти почти к самому краю, чтобы понять: это шахта, идущая прямо вниз, – и казалось, что у нее вовсе нет дна.

Ширина шахты, насколько это имело значение, составляла сотню пядей. Мы об этом уже знали по записям и пришли подготовленными. Одетые в скафандры, мы разгрузили оборудование и разложили на земле у края шахты. Основной его частью – самой объемной – была шарнирная рама, раскладывающаяся в подобие треугольника, острый конец которого можно было расположить над дырой. Другие концы рамы уравновешивались с помощью горючего с катера, а также крепились к поверхности крюками.

На остром конце рамы имелась электрическая лебедка с барабаном, на котором было намотано полторы лиги каната. Он крепился к ведру, которое на самом деле представляло собой хлипкую платформу с сетчатыми бортами: мы могли втиснуться на нее вчетвером, и оставалось еще немного места для трофеев. Один борт можно было опустить, образуя короткий мостик, если бы мы случайно оказались возле дверного проема в стене шахты.

– Установим ее тут и спустимся, – сказал Труско, стоя на краю ямы и уперев руки в бока. – Как только определим, где в шахте расположены двери, сможем подняться и соответственно передвинуть раму.

– У вас есть робоглаз, которого можно послать вперед нас? – спросила Прозор.

– Машины плохо переносят шарльеры, Проз, – ответил Труско с таким видом, словно он был в этом деле настоящим докой. – На них нельзя положиться, как и на трещальник или усилители мощности. Нет, будем действовать медленным и надежным образом – шаг за шагом. В прошлом это срабатывало, сработает и сейчас.

– Да, – пробормотала я, как будто внутри у меня поселился Гатинг и теперь пропихивал ехидные слова в мой рот. – Зачем менять формулу победы?

К тому времени, когда мы были уже готовы опустить ведро, оставшееся время сократилось до двадцати трех часов. Прозор посмеялась бы надо мной, но я чувствовала зловещее покалывание в вакууме вокруг шарльера, как будто поле уже начало сгущаться, наполняться непонятными энергиями, которые должны были в конце концов слиться воедино и образовать непроницаемую поверхность.

А может, она бы промолчала.

Ведро медленно опускалось. В трамвае или поезде лига – небольшое расстояние, но все совсем иначе, когда движешься по вертикали. К тому же трос представлял собой не единый кусок. Это были соединенные вместе и держащиеся на честном слове двадцать разных снастей. Самые крепкие поместили сверху, потому что там трос принимал на себя наибольшее напряжение. Самые слабые и потрепанные куски были прямо над ведром, где мы могли их разглядывать и представлять себе, как будем падать, если трос лопнет.

Избавлю вас от тревог: они не лопнули, мы не упали.

Но нам все равно потребовалась беспощадная, как железо, вечность, чтобы спуститься на уровень шахты, где на стенах появились двери, которые указывали на ответвляющиеся от главного ствола горизонтальные туннели, малые шахты и хранилища, полные воображаемой добычи.

– Наверное, эта подойдет, – решил Труско, когда мы поравнялись с одной из дверей. – Страмбли, помоги нам пройти через нее, и мы сможем продолжить путь…