Страмбли возилась со своими зондами и ящиками; пауза затягивалась, делаясь неприятной. Она двигала по периметру двери металлическим диском, соединенным с ее шлемом, и одновременно барабанила по другим частям двери пальцами. Иногда сквозь зарешеченное окошко ее лицевой панели я видела, как Страмбли напряженно хмурится от сосредоточенности, и разница в величине ее глаз делалась еще более впечатляющей.

– Я хочу сказать, что… – начала Прозор.

– Ты хочешь сказать, что разбираешься в этом деле лучше, чем штатный открыватель «Королевы». Это же ясно как день, не так ли?

К этому моменту неторопливость Страмбли начала раздражать даже капитана.

– Возможно, если Прозор внесет свой вклад…

Мне тоже было что добавить. У нас оставалось шестнадцать часов, прежде чем поле сгустится и мы останемся внутри шарльера как уродцы в бутылке. Судя по тому, как вела себя Страмбли, все шестнадцать часов могли уйти на взлом единственной двери.

– Ну валяй, выкладывай, – пробормотала Страмбли.

– Запирающий механизм достаточно стандартный, – сказала Прозор. – Его легко взломать с помощью правильных шунтов и магнитных полей. Ты это быстро поняла, я знаю. Что тебя загнало в тупик, так это схема защиты от взлома: она здесь устроена шиворот-навыворот по сравнению с большинством дверей, с которыми ты работала или о которых читала в книгах. Поэтому, для начала, у твоих катушек индуктивности неправильная полярность. Поменяй их, переверни схему в своей голове – и войдешь в мгновение ока. Но будь осторожнее со ртутной ловушкой на вторичной защелке.

– Нет там никакой ртутной ловушки.

– Давай предположим, что есть, а если ты докажешь, что я не права, то получишь потом мои извинения.

Страмбли что-то пробормотала себе под нос, но, поскольку Труско дышал ей в затылок, сейчас было не время ссориться с Прозор. Пыхтя от неодобрения, она поменяла приборы местами и открыла дверь за десять минут.

Один за другим мы пересекли соединительный мост и оказались на твердом полу шарльера, а ведро осталось ждать нашего возвращения. Два джи начали изнурять меня. Теперь я понимала, почему Труско не хотел брать с собой Дрозну, который весил в два раза больше всех нас.

Дверь боком ушла в стену. Прямо перед нами, ответвляясь горизонтально от главной шахты, начинался гладкий и круглый туннель. Нам пришлось пригнуться, чтобы пройти по нему, и стоило потерять бдительность, как наши шлемы царапали потолок.

Мы продвигались по туннелю гуськом, лучи фонарей бежали впереди нас, и прошло еще тридцать или сорок минут, прежде чем появилось начало хранилищ. Они уходили в обе стороны от коридора, как ребра от хребта. Одни двери были заперты, другие – открыты и словно приглашали нас войти. Хотя место в целом совершенно не казалось гостеприимным. У меня по спине и шее то и дело пробегал холодок.

– Тут кто-то побывал, – сказал Труско, изучая запечатанные двери и сравнивая их с открытыми. – Отряд открывателей. Страмбли, они даже оставили кое-какие инструменты. – Он пнул моток электрического кабеля, оканчивающийся змееподобной магнитной головкой. – Открыватели обычно не уходят из шарльера, не запечатав все двери, какие смогли открыть, верно?

– Разве что им пришлось уходить в спешке, – предположила Прозор.

– Хорошо, что нам не надо торопиться, – ответил Труско. – Но я готов признать: чем скорее мы распрощаемся с этим местом, тем лучше.

– Здесь какие-то золотые ящики, – сообщила я, входя в одно из хранилищ и стараясь, чтобы мои слова звучали небрежно, как будто я понятия не имею, что нашла. – Их очень много. Сундуки, ящики, скульптуры. Как-то паскудно выглядят. Не хотите взглянуть, капитан?

Все вчетвером собрались в комнате. У нее был плоский пол и сводчатый потолок, который спускался вниз, образуя стены, так что поперечное сечение было полукруглым. Она оказалась около шестидесяти пядей в длину. Мы прошли через одну торцевую перегородку, а в противоположной увидели дверь в такую же комнату, а может быть, и в другую за ней.

Слушая рассказ Прозор, я мысленно представляла себе это место, но ничто не подготовило меня к настоящему пребыванию здесь. Ящики были повсюду, разложенные поодиночке или сложенные штабелями, стоящие вертикально, прислоненные к стенам. Большинство из них оказались размером с гроб; их покрывала искусная золотая резьба. На первый взгляд по тому, как они блестели и переливались, можно было принять их за нечто красивое, как большие версии шкатулок, в которых богач может держать драгоценности или сувениры. Резьба была богатая, и, насколько я могла судить, ни один узор ни разу не повторялся.

Но к красоте это не имело никакого отношения.

Ящики были покрыты черепами, ребрами, хребтами и тазовыми костями, челюстями и глазницами, костяшками пальцев, и все они соединялись друг с другом не так, как это предусматривала природа. Там были черепа с пальцами, выходящими из глаз, и ребра с черепами, запертыми внутри, и челюсти, выходящие из таза, и это было еще не самое худшее. Из золота были изготовлены плоть, мышцы, сухожилия, кожа, мозги, кровеносные сосуды, глазные яблоки, легкие, языки, трахеи, кишки, и все это месиво выглядело так, словно вот-вот отделится от костей как вареное мясо и пойдет на изготовление других ящиков: зачем же добру пропадать.

Я сглотнула. Наверное, не только я.

– Это просто ящики, – сказал Труско через некоторое время.

– Но я не хочу находиться с ними в одной комнате, – сказала Страмбли тихим голосом, забыв про свое негодование, и хуже всего было то, что она облекла в слова мои собственные чувства.

– По крайней мере, мы хоть что-то нашли. – Я как будто слышала свой голос со стороны. – По слухам, тут есть трофеи, верно? Теперь мы знаем, что они крутые. Никто не стал бы возиться с этими ящиками, чтобы спрятать несколько кусочков смотрового камня или ловчей ткани.

– Может быть, – сказала Прозор, – нам стоит один из них открыть?

Она подошла к одному из ящиков, лежащих горизонтально, и мы последовали за ней. Каждый шаг, приближавший меня к этому ларю, был тяжелее предыдущего, как будто я поднималась по крутому склону или сам ящик излучал магнитную силу, которая отталкивала наши скафандры. Не думаю, что инструменты Страмбли могли бы уловить такое воздействие. Нечто проникло в наш мозг и тронуло самые глубокие, залегающие ниже всех прочих струны страха.

Прозор присела рядом. Крышка держалась на петлях с одной стороны, а по другую была ручка в виде золотой кости. Она открыла ящик. В хранилище не раздалось ни звука, поскольку в нем не было дыхали. Но мое воображение сотворило медленный, зловещий скрип, который могли бы издать петли.

Прозор наклонилась и направила фонарь в ящик. Труско и Страмбли нагнулись посмотреть, что там такое.

– М-да, – сказала Страмбли. – После всего этого. После двери и причудливой резьбы…

– Пусто, – подытожил Труско.

Он подошел к следующему, лежащему рядом с тем, который открыла Прозор, и потянул за ручку на крышке.