Знал он и другое – Рорри Курт был мертвецом ещё до того, как сердце его остановилось, а последнее дыхание навсегда растворилось в воздухе у самым губ.

Его смерть была такой же неправильной, как смерть препаратора, напавшего на Унельма в тёмном переулке Нижнего города.

Следовало вызвать подмогу, сразу же, сейчас, но Унельм медлил. Он поднялся, машинально отряхнул колени от каких-то ошмётков с пола.

Унельм знал, что не найдёт предсмертной записки, и не нашёл. Он обшарил каждый угол – пусто, а ведь такие вещи всегда оставляют на виду.

Он искал чего угодно – обрывка записей, дневника, зловещей коллекции трофеев… Кругом были только запустение, мусор и мрак.

– Магнус, – прошептал Унельм тихо. – Магнус.

Это Магнус, любезно улыбаясь, протянул ему все нити, которые должны были вывести его на Строма. Магнус якобы в знак жеста доброй воли дал ему в руки «следопыта», уже точно зная, что он решит использовать его, чтобы проследить за ястребом.

Кем был этот человек, возникший из ниоткуда в приюте, преданном вскоре после этого огню, пожравшему все следы? Как он мог привести Строма на место преступления, заставить стоять над телом убитого юноши, словно дожидаясь прибытия Унельма? Как мог использовать Рорри?

Должно быть, об этом Унельм мог бы узнать подробнее – если бы, конечно, застал Курта живым.

Подозрение, нелепое, дикое, перерастало в уверенность и снежным комом катилось, подпрыгивая, под откос с горы – теперь не остановить.

Если Магнус использовал Рорри, каким-то образом убивал всех этих людей его руками, то теперь, посадив в крепость Строма, он мог и даже намеревался его устранить. Рорри не должен был поведать его секреты – никому и никогда, не должен был поведать, как именно с помощью Магнуса совершал все эти убийства так неуловимо и безжалостно.

Уже машинально Ульм продолжал искать – отодвигать столы и стулья, заглядывать под полуистлевшие салфетки, как будто приросшие к столешнице или полу… И под одной из них нашёл листок, исписанный инициалами. Теми самыми инициалами, которые видел пару раз нацарапанными на стволах деревьев в подлеске у самого Ильмора. Туда вместо школы частенько прибегали мальчишки постарше и, хвастаясь друг перед другом своей пьянящей смелостью, вырезали на коре имена бесчисленных Хельн, Малий, Велен…

«М. Л.».

Миссе Луми.

И чуть ниже – «М. Курт».

Под листком обнаружился набросок – неловкий, но старательный портрет. Унельм узнал робкий взгляд Миссе, нежность её лица. К рисунку была приколота ленточка, расшитая перьями и бисером – одна из десятков ленточек, которыми Луми украшала волосы и запястья.

Он был влюблён в неё всерьёз, бедняга. Он примерял свою фамилию к её имени, может, действительно мечтал о том, как однажды, когда служба будет позади, сделает её своей женой.

Ульм вспомнил робкую, нежную улыбку Миссе Луми, и внутри что-то сжалось от боли. На миг ему так отчаянно захотелось, чтобы всё было именно так. Домик где-то на окраине, Рорри и Миссе, оба улыбчивые, спокойные. Реабилитация у обоих прошла успешно. Быть может, у них даже есть дети – самые обычные дети, светловолосые, с робкими и нежными улыбками…

Ульму не хотелось снова смотреть на мёртвого Рорри, распростёртого на полу. Он вдруг подумал: если всё так, как кажется, то он сам, пришедший сюда, определённо не входил в планы Магнуса… человека достаточно могущественного, чтобы каким-то образом помогать Рорри совершать все эти преступления, а потом сунувшего его в петлю.

В глубине души Унельм не сомневался: теперь он знает истину… пусть это нужно было ещё доказать.

Но для начала – убраться отсюда, и поскорей. И вызвать всё же подмогу – потому что, убийца ли, убитый, или и то и другое сразу, Рорри Курт всё равно не должен лежать здесь вот так, будто сломанная кукла посреди темноты и запустения.

Унельм вышел из комнаты, и только тогда заметил, что всё ещё плачет.

* * *

Ночь прошла как в тумане. Приехали охранители, вслед за Унельмом обыскали, а после запечатали квартиру Рорри. Самого Курта увезли – за ним с командой кропарей приехала Вирна, заспанная, растрёпанная и всё равно красивая.

Завидев Ульма, она заулыбалась:

– Приятно увидеть знакомое лицо, когда вызывают по такому дерьмовому поводу.

Он слабо улыбнулся в ответ.

– Ты здесь, чтобы увести его на обследование, вскрытие, что-то вроде того?

– Что?.. Нет, ничего такого. Обычный протокол – препаратора должны готовить к погребению кропари, это вопрос безопасности. Мир и Душа знают, как поведут себя препараты в его теле теперь, когда оно их не питает. А что? Почему ты спросил?

Он покачал головой:

– Сейчас нет времени, но, в общем, мне нужно кое-что проверить. Его ведь не сразу похоронят, так? У меня есть время поговорить с Олке?

– Три дня по протоколу, да. Не волнуйся, его будут хранить на холоде. Мои ребята своё дело знают – сейчас допишу протокол, и поедут.

Она говорила просто, буднично – конечно, всё это было её работой, и всё равно ему стало не по себе.

– Судя по всему, перед смертью у бедняги основательно поехала крыша, – заметила она, оглядывая жилище Рорри. – К сожалению, это случается. Олке, наверное, рассказывал тебе немало таких историй…

– О да. Немало. Слушай, Вирна… Если он и вправду сошёл с ума, то, может… В общем, я застал его ещё живым, но… как будто не совсем. Можно спросить у тебя – может, ты знаешь, что это могло быть?

Она кивнула, и он подробно рассказал ей обо всём – плавных движениях рук, медленном, спокойном взгляде… Она слушала его, хмурясь, а потом покачала головой.

– Не в обиду, Гарт, но, может, тебе стоит пойти и хорошенько выспаться. То, о чём ты говоришь, ни на что не похоже. Ты уверен, что парень не был уже мёртв, когда ты пришёл?

Он медленно кивнул:

– Спасибо. Думаю, ты права. Я так и сделаю.

* * *

Следующим утром он сидел напротив Олке, сам себе казавшийся непривычно тихим, жалким.

Олке нахмурился, выслушав его сбивчивый рассказ:

– Дополнительное вскрытие?.. Гарт, я не понимаю. Мытщательно изучили место смерти. Я и Вирна, мы оба осмотрели узел, петлю. Нет причин сомневаться – Рорри Курт сам надел петлю на шею, сам затянул узел. Даже табурет подтащил сам – на нём следы его пальцев. Это самоубийство… Самоубийство препаратора – не первое, не последнее. В газетах о таком не пишут.

– Я, наверное, плохо объяснил, – пробормотал Ульм. – Я думаю, всё это касается нашего дела. Строма… Я думаю… Господин Олке, я