не Совет. Мы с моим дорогим супругом представляем власть, но не пользуемся ей направо и налево. Это — оскорбление, девочка, и тебе везет, что его нанесла не ты, а твой муж. И даже не думай о взятке.

— Взятки не будет, — произнес Хомура, вставая. — Я услышал все, что было нужно. На самом деле даже жаль. Я собирался оставить тебя, старуха.

— Хому… — развернулась к нему жена.

Но договорить не успела. Тело Кошинори осветилось голубым, а после его душа грубо ворвалась в тело госпожи Митокадо. Ее супруг смотрел на то, как жена корчится в муках боли физической и душевной, со спокойным безразличием. И не потому, что разлюбил ее, а потому, что сам же делал это с ней.

Занявший тело клон-Шоурай посмотрел на своего коллегу.

— Глупая, ненужная смерть, — он привык говорить сам с собой. — Только занимает мой ресурс.

— Без Кохару Митокадо обвинения не пройдут, — ответила ему Цунаде. — Мы знаем это. Все идет как надо.

— Да, — подумав, ответил уже Хомура. — Теперь даже Математик Боя не остановит нас.

* * *

Сенсома придирчиво осмотрел свою одежду и остался доволен. Прочистив горло, он постучал.

— Не заперто, — донесся до него недовольный голос сына.

Перерожденный вошел. Шиццу с Сануми посмотрели на него, и во взглядах их читалась решимость. Это радовало — из глаз постепенно ушли недоверие, боязнь и даже ненависть. Осталась лишь решимость. Та самая, что позволит им растопить лед и стать семьей. Настоящей семьей…

Они были одеты в непривычную форму, сделанную на заказ. Хирузен расстарался и не пожалел денег, выставив дело так, будто бы на выборах четвертого Хокаге окажутся даже послы целой Страны Ветра. С Расой уже все согласовали, и он был не против ровно настолько, насколько был не против сам Шиццу. А у Акасуны не было выбора, если только он не хотел и дальше сидеть в яме ненависти к собственному отцу.

В целом, его это, может быть, даже и устроило бы, но тогда к той ненависти прибавилось бы омерзение от собственной недальновидности и узколобости.

— Двери следует закрывать, — назидательно произнес Сенсома, оценив их внешний вид. — Хотя бы для полезной привычки.

— Не собираюсь заводить привычки жить взаперти, — упрямо мотнул головой Шиццу.

— Можешь уйти в любой момент. Я не буду тебя задерживать. А другие не смогут.

— Смогут, — возразила Сануми и посмотрела на мужа. — Я смогу.

В меру мягкая и в меру жесткая. Не в меру красивая, разве что. Сенсоме вдруг подумалось, что он знает, по каким критериям Чие выбирала единственному сыну пару. И эта мысль отложилась в его голове, став одной из первых тем, которые он хочет поднять в разговоре с бывшей Казекаге.

А разговору тому быть. Ведь он дал слово.

— Ладно, нам пора, — сказал Узукаге, тихо хлопнув в ладоши. — Выборы.

На выходе из здания к ним присоединились Сашими, Омо и Ловен. Эта троица вообще, похоже, намеревалась никогда в жизни больше не обходиться без перерожденного, за что он им, впрочем, был благодарен. Они не зависели от него, но хотели быть рядом. Хотя… Омо зависела. Но только она. А Ловен и Сашими…

Идя с ними рядом, Сенсома чувствовал, что идет в компании друзей.

По дороге к Резиденции им приходилось нередко останавливаться. Причиной задержек был, конечно же, Сенсома. Редкий человек в Конохе поленился бы подойти к легендарному Математику Боя и Узукаге, даже просто так. А уж если учесть, что большая часть взрослого поколения знала Сенсому Узумаки-Томура лично, можно даже не надеяться на быстрый путь.

— Сенсома-сама, — тихо произнесла темноволосая женщина со свертком в руках.

— Простите, но Узукаге-сама не благословляет детей, — тут же встала на защиту босса Сашими. — Особенно в чужих селениях.

— Тише, Сашими, — остановила ее ладонь Сенсомы. — Все в порядке. Это Микото. Жена Фугаку.

Узумаки тут же склонила голову, извинившись перед Учиха. Шиццу и Сануми с интересом взглянули на молодую вдову одного из сильнейших шиноби их поколения, а Ловен и Омо никакого интереса не проявили. Сам Сенсома, быстро осмотрев Микото, больше внимания уделил мальчику, держащему ее за рукав хаори.

— Итачи-кун, — произнес перерожденный, заметив в глубине черных глаза какую-то вспышку.

— А это — Саске, — Микото протянула учителю покойного мужа сверток. — Наш младший…

— Не похож, — мягко улыбнулся Сенсома, глядя на маленькое розовощекое нечто, слепо тянущее к нему ручки. — Он такой маленький…

— Недоношенный… — сквозь вставший в горле ком согласилась Учиха. — Но… он вырастет. И будет сильным. Сильным, как его отец.

— Я в этом не сомневаюсь, Микото, — положил руку на ее плечо Сенсома. — Ни на секунду. Фугаку был очень силен.

— И вы… убили его.

Всего одна фраза, причем сказанная совсем без каких-либо эмоций, но Сенсома сразу понял, что за буря последует за ней. Он слишком хорошо знал клан Учиха, чтобы догадаться. И, более того, он просто дышал одно время именно этой ветвью черноволосого клана.

Даже сейчас, маленький и насупившийся Итачи походил на своего прадеда. На Мадару Учиха.

— Не я, — качнул головой Сенсома, понимая, впрочем, что говорит бессмысленно. — Я только остановил тело. Фугаку был под контролем. Когда контроль был снят, он умер. Его убил контролер.

— И вы, — упрямо повторил Итачи.

И тут же получил крепкую затрещину от матери.

— Прошу прощения, Сенсома-сама, — Микото свободной рукой пригнула голову сына к земле. — Он…

— Он в своем праве, — перебил ее Сенсома и присел перед Итачи.

Мальчик смотрел на него… прямо. Не волком, как должен был. Нет, это был не взгляд мстителя. И даже не взгляд хищника. Это был взгляд шиноби. Взгляд опытного и сильного шиноби.

Взгляд Мадары Учиха.

— Я виновен в смерти твоего отца, — почти по слогам произнес Сенсома, глядя прямо ему в глаза. — И ты можешь спросить с меня за это. В любой момент времени. В любом месте. Всегда. И я тебе отвечу. Я — Сенсома Узумаки-Томура.

— А я — Итачи Учиха. И я спрошу, — мальчик не отвел взгляд. — И не единожды.

Микото увела его, скрывая слезы, а Сенсома смотрел им вдаль. К нему снова подходили люди, но он уже не обращал на них никакого внимания. Потому что он внезапно понял, что увидел в глазах юного Итачи. Будто бы сквозь время и пространство, он увидел в них себя.