– Когда следующий урок?

– Никогда. Сейлор сказал, что я угроза для общества.

– Хм, может, ты упражнялась в бое на мечах?

– Да. Где-то десять минут. После этого Вирус захотел развестись.

– И это все, что ты сделала за семь дней?

– Хочешь узнать, как прошла тренировка по боксу?

– А надо ли?

– Лучше нет.

И мы рассмеялись. Оба. Сдержанно, но наши голоса громко разносились по комнате.

– Ты должна уметь защитить себя в чрезвычайной ситуации, Ворриор, иначе я тебя туда не выпущу, – наконец сказал он. Его голос звучал тревожно, и я вздохнула.

– Да, это понятно. Близнецы сказали, что придумают что-нибудь с Коулом. А пока что я буду оплевывать своих врагов огурцами.

– Хорошая идея.

– Мне тоже так кажется.

Мы снова замолчали. В этот раз тишина была уже не такой неловкой, а спустя пару мгновений вернулся Док.

– Так, кто первый? – пробормотал он.

– Я! – моя рука поднялась вверх. Я ботаник.

– Ага, ты что, смелая сегодня или как? – усмехнулся доктор.

Я, ухмыляясь, опустила руку, когда он подошел ко мне.

– Слышала, что ты даешь леденцы тем, кто хорошо себя ведет.

– И кто же рассказывает такие глупости? – латексные перчатки скользнули по коже.

– Растлитель желудка.

– Кто?

– Мой брат Мэдокс.

Док фыркнул.

– Его я точно не хочу больше никогда здесь видеть.

– Я знаю, – мой хохот затих, когда я услышала что-то, звучащее, как бормашина. Ой! Дерьмово!

Мое лицо тут же побледнело. Это действительно была бормашина.

– Ч-что ты хочешь мне просверлить?

Доктор дьявольски улыбнулся.

– Твой череп. Туда я вживлю имплант.

– А-а как-то иначе нельзя?

– Можно, но так быстрее всего.

– Может, анестезия?

– Нет.

– Почему нет?

– Потому что это будет быстро и совсем не больно.

– Правда?

– Конечно.

Прежде чем я успела сделать вдох, бормашина устремилась в мою сторону и врезалась мне в череп, словно отбойный молоток.

Я закричала. Док был отъявленным лжецом, потому что это чертовски больно. Спустя пару мгновений я услышала какой-то треск, и Док быстро засунул что-то в открытую рану в моем черепе. Я услышала хлюпающий звук, надеясь, что вытекали из дырки не мои мозги, и потом… все закончилось. Процедура даже и десяти секунд не продлилась. Я дезориентированно хлопала глазами, когда боль отступила. Магия доктора танцевала на моей коже.

– Готово. Все не так плохо, правда?

– Ты дашь мне леденец? – пробормотала я.

– Нет.

– Господи! – я, охая, села на кушетке.

– Как ты себя чувствуешь? Что-то давит? Может, взгляд расфокусирован или двоится в глазах? В ушах не свистит? – спросил Док, посветив мне в глаз лампочкой. Мне казалось, будто внутри что-то запищало, но это, вероятно, была лишь моя фантазия.

– А огромное желание съесть сахарный леденец считается побочным эффектом?

– Нет.

– Ну, тогда все нормально.

– Хорошо. Можешь идти.

Док повернулся к Пиасу со слегка окровавленной бормашиной в руке.

– Я… – нерешительно осталась на месте, подавляя в себе желание схватить Пиаса за руку из-за того, что Док пытался усмирить в себе свой стоматологический фетиш за наш счет.

Глаза Пиаса заблестели, когда он посмотрел на меня.

– Ты можешь идти, – равнодушно сказал он.

Я прикусила губу. Как мне донести до него, что я хочу побыть рядом с ним еще, но при этом не показаться странной? Холодная дистанция между нами убивала меня. Разумеется, это, по большей части, было моей виной, но… я скучала по нему.

Док не дал мне возможности ответить, потому что тут же занес над Пиасом бормашину и позволил острию погрузиться в его череп. Пиас закричал. Его лицо скривилось от боли, и черепная кость сдалась. Из маленькой круглой дырочки потекла серебряная кровь.

– Дерьмо, вот же больно, – жаловался Пиас.

– Слабак, – пробормотал врач, ковыряясь в дырке. Ноздри Пиаса раздулись.

Я внезапно оказалась рядом и взяла его за руку. Он тут же вцепился в меня. Мы посмотрели друг на друга и почувствовали, как наш пульс застучал в унисон под подушечками пальцев.

– Уже готово, – врач со шлепком стянул со своих рук кровавые перчатки. – Что вы за тряпки! – бросил он.

Пиас фыркнул и медленно сел на кушетке. Дыра в его черепе уже заживала, и единственная заблудившаяся капелька крови сбегала по его виску. Ни о чем не думая, я смахнула ее рукой, мягко погладив пальцами его бледную прохладную кожу. Мы смотрели друг на друга, и впервые за долгое время, а может быть, и за все время нашего знакомства, нас объединяло спокойствие. Никаких упреков, сарказма, тупых шуток, тайн, эгоизма, который стоял на нашем пути. Мы играли в открытую. Остался лишь вопрос, что мы будем делать дальше.

Пиас сглотнул, и в его холодных зрачках мелькнуло тепло. Он мягко взял мою руку и положил ее на свою щеку. Его палец нежно гладил по пульсу на моем запястье.

– Мне очень… жаль, – перед последним словом он будто бы задохнулся. Ледяное бездушие внутри него ощущалось покалыванием на моих пальцах.

Я медленно опустилась на корточки перед ним, свободной рукой подняла его подбородок и улыбнулась.

– Мне тоже очень жаль, – прошептала я. Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга, но время тянулось будто бесконечно. Мы не ругались и не ссорились. А наши прикосновения были мягкими и нежными. Извиняющимися.

Когда кто-то позади нас откашлялся, мы тут же отшатнулись друг от друга и повернули головы к открытой двери.

В дверном проеме стоял Вирус и наблюдал за нами.

– Я хотел встретить тебя, – тихо сказал он. Его губы растянулись в грустной улыбке, когда он увидел наши скрещенные пальцы. – Может, мне прийти позже?

– Нет. Все в порядке. Мы закончили.

Улыбаясь, я в последний раз сжала руку Пиаса и осторожно отстранилась от него. Я чувствовала, как он сомневается. Сухожилие на его шее дернулось, но он без комментариев отпустил меня и даже смог мне улыбнуться. Я откашлялась, чтобы никто не слышал моего ускоренного сердцебиения.

Где вообще застрял Док? Его и след простыл, и у меня было дурацкое чувство, что он увивается за моей сестрой. Я вздохнула, перешагнула через хаос на полу и взяла Вируса за руку, которую он мне протянул. Мы вышли, и дверь за нами закрылась. Пиас остался там один, но я впервые не волновалась за него. Может быть, все еще будет хорошо. В далеком будущем. Когда-нибудь.