Когда-то она думала, что унизительно быть бедными… Нет, оказывается ещё унизительнее быть побеждёнными.

…«Вижу, что и вы больше не воруете гусей по деревням несчастных горцев. Это капитанская форма так вас облагородила или генерал Корнелли, наконец, увеличил жалованье?»

Она вспомнила, о чём говорили капитан Корнелли и Форстер сразу после той самой шарады. И сейчас ей вдруг стало стыдно, хотя в этом не было её вины. Откуда ей было знать о том, что Форстер и Корнелли враги? А уж тем более о причине их вражды? Что, попросив Корнелли и его друзей помочь ей с этой шарадой, она ударила Форстера в самую больную точку. И возможно, всё его поведение обоснованно именно этим? Он не щадил её чувств, стрелялся на дуэли… Хотел ей отомстить. По крайней мере, это было бы логично.

Вернее нет… теперь всё совсем перестало быть логичным…

Она обернулась и посмотрела на Форстера и отца, сама даже не зная зачем.

— Вы что-то хотели спросить, синьорина Миранди? — спросил Форстер, поймав её взгляд.

— Нет, нет! — она поспешно отвернулась.

Не может же быть, что он настолько искусный лжец? Да и то, что происходит здесь и сейчас нельзя объяснить никакой местью. Но если всё это не ложь, тогда…

…Пречистая Дева! Какая же всё это глупость! Ведь когда они встретились на свадьбе впервые, не было никакого Корнелли! С чего Форстеру взбрело в голову спорить о ней на ящик вина? Судя по тому, что она уже узнала о мессире Форстере — он не плохой человек, так почему же из всех девушек на этой свадьбе, он спорил именно на неё, и почему он сказал, что она стоит дюжины шляпок? Какой она дала ему повод? И почему он повёл себя с ней так низко?

…Если бы синьор Грассо их просто представил друг другу — ничего бы этого не было… А, может, это было для них всего лишь развлечением? А она стала просто случайной жертвой, первой, на кого упал взгляд? Мужчины иногда поступают так… Но тогда, почему он в итоге пришёл к ней с кольцом?

Мысли ходили по кругу, и она совсем запуталась. Тот Форстер, которого она впервые увидела на свадьбе Таливерда, и тот, которого она знала сейчас, были словно два разных человека. Но если вглядеться внимательнее, то это были две стороны одного и того же человека, которые сплелись так причудливо. Только в его портрете пока ещё не хватало двух главных штрихов. Первое — ей нужно узнать, что случилось с его женой и за что его разжаловали из офицеров. А второе… Почему именно она стала предметом его спора с синьором Грассо. Это расставило бы всё по местам.

И первое она решила выяснить у Ромины, а второе спросить у Форстера сама. Нужно только набраться смелости…

Они спешились, немного не доехав до вершины. Йоста привязал лошадей, и дальше двинулись пешком по широкой тропе, похожей на каменную лестницу. Выше этого места кое-где сквозь траву проступила скальная порода и справа, на склоне, Габриэль увидела тёмный провал пещеры, достаточной большой, чтобы туда, почти не сгибаясь, мог войти человек.

— Йоста, покажи синьору Миранди здесь всё. Да аккуратно! — сказал Форстер. — А мы посмотрим на то, что я обещал синьорине Габриэль.

Синьор Миранди достал очки и спешно направился к пещере.

— Эй, эй, синьор, стойте! Смотрите под ноги, надо думать, тут могут быть змеи! — воскликнул Йоста, останавливая синьора Миранди, и пошёл впереди сам, постукивая перед собой длинной палкой.

— Змеи? — тревожно переспросила Габриэль.

— Да нет тут никаких змей, — усмехнулся Форстер, — но вашему отцу нужны хоть какие-то удила, иначе он и ногу может себе сломать.

Габриэль улыбнулась. Вот уж верно подмечено: когда дело касается науки, иной раз её отца приходится останавливать обманом, чтобы он остался жив.

— Идёмте, — Форстер указал рукой в другую сторону.

— Куда?

— Посмотрим на Ангельские крылья. Это буквально двадцать шагов, — ответил Форстер, видя недоверчивый взгляд Габриэль.

Они прошли шагов пятьдесят и остановились. Вершина обрывалась пропастью, которая расходилась в стороны глубоким ущельем. И на противоположной стороне пропасти Габриэль увидела два водопада. Потоки воды срывались с отвесной скалы недалеко друг от друга. Где-то в средине полёта они разбивались о каменный выступ, и соединялись, превращаясь в одно большое облако брызг. И это облако и в самом деле напоминало прозрачные крылья. А над ними, словно арка, ведущая куда-то в небеса, висела широкая радуга, рождённая преломлением света.

— Боже! Как красиво! — произнесла Габриэль, сложив ладони вместе.

— В пасмурный день, конечно, радуги нет, — произнёс Форстер, — но сегодня день просто отличный. Вам нравится?

— Нравится? Да это же восхитительно! Просто невероятно! Я никогда не видела ничего подобного!

Некоторое время они стояли молча, погружённые в созерцание этого волшебства природы.

В своём восхищении увиденным Габриэль даже потеряла счёт времени, и не заметила, как долго длится их молчаливая пауза. А потом внезапно, почти физически, ощутила присутствие Форстера рядом, что он стоит позади, за её плечом, и что смотрит он совсем не водопад… И ощущение от его взгляда было точно таким, как на мосту, когда ей казалось, что из кустов за ней кто-то наблюдает, с одним только отличием — этот взгляд не был холодным. Он был почти обжигающим…

— Осторожнее, синьорина Миранди, не подходите близко к краю, — в тот же миг произнёс Форстер негромко, будто ощутив её смятение, но слова его для Габриэль прозвучали почему-то очень двусмысленно.

…Она и так на самом краю…

Габриэль отошла в сторону, не оборачиваясь и стараясь не смотреть на него, и чтобы спрятать своё смущение, спросила:

— «Ангельские крылья»? Кто его так назвал? Разве в вашей вере есть ангелы?

— Так назвала его наша мать. Вы же знаете — она была южанкой, — ответил Форстер, глядя задумчиво на водопад, — но ей пришлось отречься от своей веры и перейти в нашу, чтобы они с отцом могли пожениться, иначе брак был бы невозможен. Хотя нам всегда казалось, что в душе она так и осталась верна своей вере.

— Почему?

— Главный дом строился по её проекту, и она настояла на том, чтобы в доме была капелла. Как она говорила — дань традиции. Но иногда мы видели её там молящейся, хотя она говорила, что просто ходит туда подумать. И она не верила в наш дуб, говорила, что он её так и не признал, — улыбнулся Форстер.

— Тот обгоревший дуб, что стоит за задним двором?

— Да.

— Так это правда, что вы молитесь дубу? — спросила Габриэль как можно деликатнее.

— Нет, — улыбнулся Форстер, снял куртку и постелил на траву, — присаживайтесь, синьорина Миранди. Этим водопадом можно любоваться долго.

Форстер опустился на траву рядом, но не слишком близко, где-то в двух шагах.

— Для того, чтобы молиться нам не нужны иконы или храмы, — продолжил он, — в нашей вере все создания вокруг — божьи. И дуб в том числе. Просто в отличие от деревьев, люди имеют свободу воли, и вольны поступать плохо или хорошо, а дуб не может, он всего лишь проводник. Поэтому если хотите помолиться, но вам непременно нужна икона или алтарь, чем дуб не алтарь? Те, чьи помыслы чисты — они всегда почувствуют, что их молитвы услышали.