— Почувствуют? Как почувствуют? — спросила Габриэль, осторожно опускаясь на край куртки.

— По-разному. Кто говорит, что ощущает руками тепло, кто слышит пение, кто ветер в ветвях… Но не обязательно молиться дубу, можно чему хочешь. Синемундирники, правда, не понимали этого, и зачем-то подожгли именно дуб, — усмехнулся Форстер криво.

— А я думала, что мне показалось, — произнесла Габриэль, задумчиво глядя на водопад, — когда я дотронулась до вашего дуба, мне показалось, что его кора стала тёплой.

— Правда? — спросил Форстер заинтересованно. — Ну вот видите, синьорина Миранди, здесь повсюду горская магия, в которую вы, кстати, не верите.

— Я верю в то, что вижу, — усмехнулась Габриэль, — но это не значит, что я не допускаю, что существует и что-то невероятное. Если я этого не видела, то это не значит, что его нет. Мне сложно поверить в то, что просто необъяснимо, а горская магия для меня пока необъяснима.

— Заметьте, вы сказали «пока»…

— Заметьте, вам всегда хочется, чтобы мы спорили, — парировала Габриэль.

— Если честно, то да, — с улыбкой ответил Форстер.

— Почему? — удивилась она.

— Когда вы отстаиваете свою точку зрения, вы становитесь невероятно очаровательны, Элья! — лукаво ответил он. — Вы даже не представляете насколько…

Габриэль поспешила отвернуться и увести разговор на безопасную тему.

— Значит, так назвала этот водопад мона Джулия?

— Да. Мы впервые попали сюда вместе с ней, в детстве. И сидели вот здесь, где сидим сейчас мы с вами, и она рассказывала об ангелах и их крыльях… И говорила, что эта радуга — небесные врата…

— А почему вы, мессир Форстер, отреклись от нашей веры? — спросила Габриэль, внезапно вспомнив слова Корнелли.

— И откуда вам это известно, позвольте спросить? — Форстер впился в неё цепким взглядом.

— Неважно. Я просто… слышала, — она смутилась.

Не стоило ей говорить этого. Ведь она узнала об этом от капитана, и его имя упоминать здесь не стоило абсолютно точно.

— Так всё-таки, от кого?

— Если не хотите — можете не отвечать. Как и я, тоже не обязана отвечать на ваш вопрос, — ответила Габриэль твёрдо.

Форстер помолчал немного, а потом всё-таки ответил.

— Были обстоятельства, которые вынудили меня поступить так. Знаете, иногда, чтобы начать новую жизнь, приходится поменять веру. Но, видите ли, синьорина Миранди, всё это для меня неважно. Отец верил в одних богов, моя мать — в других, а я верил во всех, потому что рос среди рассказов матери и рассказов отца. И я считаю, что принадлежность к вере — это лишь атрибут, который важен для общества, а внутри я могу продолжать верить во что хочу. И… я так и делаю.

Габриэль вдохнула поглубже, и набравшись смелости, внезапно произнесла:

— Вы знаете, я хотела извиниться перед вами, мессир Форстер.

— Извиниться? — удивился он, повернулся к ней, и опёрся на руку, зарывшись пальцами в траву. — За что?

— За ту самую шараду на свадьбе Таливерда.

— Вот как? — его глаза блеснули. — А почему вдруг сейчас?

— Потому что, наверное, пришло для этого время, — ответила Габриэль, глядя ему прямо в глаза, — я была не права и признаю это.

И, кажется, впервые за всё время их знакомства, она увидела, что Форстер сбит с толку. Он всматривался в её лицо, словно искал ответ, но не мог его понять, и спросил осторожно:

— Снова ваше южное воспитание обязывает?

— Не стоит иронизировать, мессир Форстер, но именно воспитание и обязывает признать свою неправоту, — ответила Габриэль, стиснув пальцы, — хотя, в этом всём есть и ваша вина. Вы предстали тогда перед всеми как нувориш, как человек, считающий деньги мерилом всего. Вы говорили о том, что всех можно купить, что все женщины продажны. Вы говорили на самом деле гнусные вещи и спорили на меня с синьором Грассо, за что, между прочим, я вас прощать не собираюсь. Но будь вы именно нуворишем, то свою корону с рогами в той шараде вы заслужили бы сполна. Потому что такое поведение достойно порицания и того, чтобы быть высмеянным, причём публично. И тогда я так и думала. Я была уверена, что вы именно такой — человек, который идёт на всё ради обогащения. Но теперь я поняла, что ошибалась в ваших мотивах.

Она снова посмотрела на водопад, потому что выносить пронизывающий взгляд Форстера была не в силах, и продолжила свою речь.

— Теперь я понимаю, что ваши деньги, которыми вы так кичились на той свадьбе, что это всего лишь броня, прикрывающая вашу уязвлённую гордость. Потому что трудно быть побеждённым и не чувствовать себя уязвимым. Я понимаю, что вам нечего было противопоставить обществу, и вы выбрали то единственное, с чем общество захотело бы считаться — ваши деньги. И свою роль вы сыграли очень ловко — общество приняло вас, несмотря на то, что считало дикарём. Но здесь, в Волхарде, вы совсем другой… И эта земля, ваши люди, горы и воздух вокруг, — она указала рукой на водопад, — и даже ваши овцы — всё это имеет для вас подлинную ценность, вы любите это, и не деньги в этом главное. И это недостойно насмешки. Это достойно уважения. Так что именно за это я прошу у вас прощения.

Она замолчала, ожидая, что он снова скажет что-то насмешливое, или, быть может, просто согласится с её словами, но Форстер молчал. И не выдержав этого молчания, Габриэль посмотрела на него.

— Земляника поспела, — произнёс он пропуская траву сквозь пальцы, — я посмотрю, чем занят синьор Миранди, а вы побудьте здесь.

Он оттолкнулся от земли, встал рывком, и ушёл по направлению к пещерам, а Габриэль некоторое время смотрела ему вслед и не могла понять — он обиделся? Или расстроился? Почему? Что такого она сказала? Но никак иначе она не могла объяснить его странное поведение.

…Ну что он за человек! То смеётся над ней, то обижается! Что не так она сказала?

Габриэль вздохнула и провела рукой по траве — и в самом деле земляника поспела. Только сейчас она разглядела, что поляна ею буквально усыпана. Она сняла перчатки и сорвала несколько ягод, попробовала одну — восхитительно!

* * *

— Синьорина Миранди, думаю, нам пора ехать, — услышала она позади себя голос Форстера.

Габриэль так увлеклась собиранием ягод, что не заметила, сколько прошло времени. Она обернулась — внизу уже стояли Йоста и синьор Миранди, аккуратно укладывая что-то в седельную сумку. Её отец, как обычно суетился, когда речь шла о чём-то, на его взгляд очень ценном, и по его поведению она поняла, что эта пещера уж точно достойна внимания науки. А Йоста стоял как истукан, боясь пошевелиться и не понимая, чем вызван такой ажиотаж.

— Вижу, вы нашли новый способ свести с ума моего отца, — с усмешкой произнесла Габриэль, видя, что Форстер больше не расстроен и не обижен.

— Ну, он обнаружил наскальные рисунки и какие-то черепки, насколько я понимаю, невероятной исторической ценности, — ответил Форстер, — а вы, я вижу, тоже нашли что-то ценное?